Семья Рубанюк
Шрифт:
— Комендантом укрепрайона назначаю Рубанюка.
— А сам на какую должность хочешь пристроиться? — спросил Петро без улыбки.
— Начальником продсклада. У кого что в сумках или карманах завалялось, немедленно сдать на хранение. И в первую очередь табачок.
Запасы оказались жалкими: несколько сухарей, две банки мясных консервов, семь кусочков сахара с налипшими на них крошками махорки. Сейчас, когда можно было сиять обувь, раскинуть ноги и прижать воспаленные ступни к прохладной траве, об еде никто
— Еще не раз вспомним роту, — мечтательно произнес Михаил. — Каши сколько хочешь, вечером чаек, впереди тебя боевое охранение.
— Дд-а, тут подтягивай пояс, — откликнулся Петро.
Михаил повертел в руках консервные банки, сунул одну из них обратно в вещевой мешок, а другую, открыв плоским штыком, поставил перед Брусникиным.
— Получай спецпаек, — сказал он, стараясь придать своему голосу беспечность и веселость. — Чтобы все слопал.
— У нас поговорка старый есть, — сказал, подсаживаясь к Брусникину, Мамед. — У кого борода нет, то каждый из своего борода по один волос дает — и у него будет борода! Кушай, друг.
Он судорожно глотнул слюну и, смутившись, негромко прокашлялся.
— В груди жжет, — пожаловался Брусникин Петру, когда тот склонился над ним. — Пить хочется… А есть не хочется…
Он видел, что товарищи голодны, ему и самому хотелось есть, и он жалел, что не может сесть со всеми в кружок. Тогда бы банку разделили на четыре равные порции, и он свою ел бы со спокойной совестью.
— Мы сейчас чаю горячего для тебя сообразим, — пообещал Петро. — Мамед, бери котелок, пойдем.
— Где вы воду возьмете? — усомнился Михаил.
— Все будет. Пошли, Мамед!
Минут через двадцать они действительно вернулись с полными котелками мутной воды. Развели костер. Мамед искусно прикрыл его ветками и сидел рядом на корточках, пока не закипела вода.
— На чайном фронте прорыв ликвидирован, — глубокомысленно отметил Михаил, — а вот с куревом плоховато…
— Дня на два хватит? — встревоженно спросил Мамед, ярый курильщик.
Михаил, прикинув на глаз содержимое кисета, неуверенно сказал:
— Хватит, если выкуривать три цыгарки в сутки… каждую на всех.
— Не будем же мы в лесу век торчать, — сказал после долгой паузы Петро. — Может, завтра пробьемся к своим.
Но предположения его не сбылись. Весь следующий день они шли, стараясь продвигаться на восток, а в сумерки, к своему ужасу, убедились, что попали на то место, которое проходили раньше.
Михаил узнал выкинутые им накануне старые, истлевшие стельки из соломы, на примятой траве валялась пустая консервная банка.
— Вот это здорово! — сказал озадаченно Петро. — Так мы блуждать будем, пока к фашистам в лапы не попадем…
Посоветовались и решили, что Петро с Михаилом на рассвете пойдут на
Спали в эту ночь плохо. У Брусникина резко повысилась температура. Он дышал тяжело, прерывисто. Остатки продовольствия были съедены еще утром, всех мучил голод.
Михаил долго ворочался на своем ложе из сосновых веток, потом окликнул:
— Петро, а Петро!
— А!
— Где ежа достать?
— На кой он тебе?
— Говорят, в солдатском брюхе и еж перепреет.
Друзья рассмеялись. Петру вспомнились студенческие годы. Чаще всего они приходили в общежитие ночью, проголодавшиеся, но веселые и озорные, долго не давали друг другу уснуть.
— Михайло!
— Ну?
— А курицу мы тогда с тобой у Любаши не доели.
— Я от пирога с гусиной печенкой отказался. Не лезло!
— Теперь, небось, полезло бы?!
Брусникин заскрежетал во сне зубами, и друзья притихли. Петро лежал на спине с открытыми глазами и смотрел на яркую звездную россыпь. Ни канонады, ни гула самолетов не было слышно, и он подумал, что линия фронта отодвинулась на восток. Горят новые села и города, по дорогам бредут новые толпы беженцев.
Петро закрыл лицо руками. Он вспомнил первого убитого им долговязого фашиста, еще двух, заколотых в атаке; остальные, расстрелянные им из пулемета, все казались одинаковыми, и Петро не мог представить их лиц.
Сонное перешептывание листвы деревьев, похожее на мелкий беспрестанный дождик, усыпило его.
Перед зарей Петра разбудил треск сухих веток под чьими-то ногами. Кто-то пробирался ощупью, время от времени останавливаясь и замирая.
— Мишка, слышишь? — шепотом спросил Петро.
— Может, лошадь? Или волк?
Петро на всякий случай вытащил из-под головы гранату. Еле заметный в темноте человек подошел совсем близко.
— Кто тут есть? — спросил он, наконец, негромко, но решительно.
— Люди! — откликнулся Михаил. — Ты кто такой? Пришедший оказался советским бойцом. Он рассказал, что вместе с ним шел из окружения тяжело раненный лейтенант. В полночь состояние лейтенанта ухудшилось, он начал бредить, просил пить. Боец, оставил его и отправился разыскивать воду.
— Как же ты нашел нас в потемках? — спросил Петро.
— Мы еще с вечера слышали: здесь кто-то есть, да лейтенант приказал не подавать голоса.
Петро силился разглядеть пришедшего, потом сказал:
— Если не врешь про лейтенанта, поможем. Тебя как зовут?
— Павел Шумилов.
— А лейтенанта?
— Татаринцев.
— Тяжел он, говоришь?
— Дюже плох. У него осколок в грудь попал.
Спустя полчаса лейтенанта перенесли и положили рядом с Брусникиным. Он был без памяти, ругался, на миг затихал и снова начинал метаться.