Семья Тибо (Том 1)

дю Гар Роже Мартен

– Несколько капель хлороформа. Довольно. Хорошо.

"Повинуется, как солдат под пулями, - подумал он.
– Какие бывают женщины!" Не спуская зоркого взгляда с маленького опухшего бедра, он проглотил слюну и поднял руку со скальпелем:

– Начали.

Одним точным движением он сделал разрез.

– Тампон!
– приказал он врачу, который стоял, склонившись, рядом с ним.

"Какая худенькая, - подумал он.
– Сейчас доберемся до нужного места... Смотри-ка, моя Дедетта похрапывает. Так. Поторопимся. А теперь крючки..."

– Давайте, - шепнул он доктору.

Молодой

врач отбросил тампоны, пропитанные кровью, взял крючки и стал оттягивать края раны.

Антуан на миг застыл в раздумье. "Хорошо. А где зонд? Вот он. Введем в гунтеров канал. Лигатура будет классическая; все идет отлично. Бух! Снова молния. Ударила где-то близко. У Лувра. А может быть, "у этих господ из церкви святого Роха", пожалуй, что и так..." Он был совершенно спокоен; его больше не тревожили ни девочка, ни ее неминуемая смерть. С какой-то беспечностью раздумывал он о "лигатуре бедренной артерии в гунтеровом канале".

"Бух! Еще удар. А дождя почти нет. Задыхаешься от духоты. Артерия поражена на уровне перелома; прорвало краем кости; проще простого! Однако крови у нее маловато...
– Взгляд на девочку.
– Гм... Поспешим! Проще простого, - но от этого умирают... Зажим, хорошо. Еще зажим, так. Бух! Как надоела эта молния - дешевый эффект... У меня в запасе только тонкий шелк что поделаешь". Он разбил трубочку и, вынув моток, наложил по одному шву около каждого зажима. "Превосходно. Скоро и конец. Можно обойтись и одним коллатеральным кровообращением, тем паче в этом возрасте. Нет, удивительный я человечина! Неужели же я проглядел свое настоящее призвание? У меня были все данные, чтобы стать хирургом, и хирургом незаурядным..." Гроза удалялась, и в тишине между двумя раскатами грома слышно было, как лязгают ножницы, срезая кончики хирургических ниток. "Да, все данные: глазомер, выдержка, энергия, ловкость..." Но тут он насторожился и вдруг побледнел.

– Вот черт, - произнес он вполголоса.

Ребенок не дышал.

Рывком он отстранил женщину, сорвал марлю, покрывавшую личико маленькой пациентки, и прильнул ухом к ее сердцу. Врач и молодая женщина неотрывно смотрели на Антуана, - они ждали.

– Нет! Пока еще дышит, - негромко сказал он.

Он взял ее ручонку, но пульс бился так учащенно, что невозможно было сосчитать удары.

– Н-да!
– произнес он. И его напряженное лицо исказилось еще больше. Он посмотрел на двух своих помощников невидящим взглядом. Отрывистым тоном он приказал: - Вы, доктор, снимайте зажимы и накладывайте повязку, а потом убирайте жгут. Не мешкайте... А вы - принесите бумагу и чернила. Впрочем, не надо - у меня с собой записная книжка.
– С лихорадочной поспешностью он обтирал руки куском ваты.
– Который час? Еще нет девяти. Аптеки открыта. Вам придется туда сбегать.

Она стояла перед ним; она сделала чуть заметное движение, будто хотела поплотнее запахнуть полы своего пеньюара, он понял, что ей неловко выходить из дому полуодетой, и на долю секунды мысленно представил себе прикрытое тканью пышное тело. Он нацарапал и подписал рецепт.

– Литровую ампулу. Бегите же, сударыня, бегите.

– А что, если?..
– шепнула она.

Он смерил ее взглядом.

– Если закрыто, - закричал он, - звоните,

стучите, покуда не откроют. Идите же!

Она исчезла. Наклонив голову, он прислушался к шуму удалявшихся шагов, убедился, что она побежала, и обернулся к врачу:

– Попробуем ввести физиологический раствор, и не подкожно - теперь в этом уже нет смысла, - а внутривенно. Это последний шанс.

Он взял с буфета два маленьких пузырька.

– Жгут снят? Хорошо. Впрысните все-таки камфору, а потом кофеин; только полдозы, бедная детка. И прошу вас, поскорее.

Он снова вернулся к девочке, снова обхватил пальцами тоненькое запястье, - уже ничего не прощупывалось, кроме, пожалуй, какой-то едва заметной дрожи. "Да, теперь пульса явно не различить". И на миг он пал духом, почувствовал отчаяние.

– Черт знает что, - сказал он дрогнувшим голосом.
– Ведь так все удачно получилось, и никакого толку!

Лицо девочки становилось все бледнее и бледнее. Она умирала. Антуан заметил, как около полуоткрытых губ два вьющихся волоска тоньше осенней паутинки время от времени колышутся: значит, она еще дышит.

"Ловко орудует для близорукого, - подумал он, наблюдая, как врач делает уколы.
– Но нам ее не спасти".

И досада была сильнее жалости. Ему присуща была бесчувственность, свойственная медикам, для которых чужие страдания - только вопрос нового опыта, выгоды, профессионального интереса и которые обогащаются за счет болезни или смерти.

Вдруг ему послышалось, что хлопнула дверь, и он бросился навстречу молодой женщине. В самом деле, это была она, - шла быстро, своей плавной походкой, чуть покачивая бедрами, и старалась не показать вида, что еле переводит дыхание; он выхватил из ее рук сверток.

– Горячей воды, - приказал он, и не подумав ее поблагодарить.

– Кипятку?

– Нет, чтобы подогреть раствор. Скорее.

Только он успел развернуть сверток, как она уже вернулась, держа кастрюлю, из которой шел пар.

На этот раз он пробормотал, не глядя на нее:

– Хорошо. Очень хорошо.

Надо было действовать без промедления. За несколько секунд он отбил кончик ампулы, насадил на нее резиновую трубку. На стене висел швейцарский барометр в резной деревянной оправе. Одной рукой он снял его, другой повесил на гвоздь ампулу. Затем взял кастрюлю с горячей водой и, постояв в нерешительности какую-то долю секунды, уложил трубку кольцами на дно кастрюли. "Раствор согреется, проходя по трубке. Просто чудесно!" - подумал он и, улучив минуту, взглянул на врача, - хотелось убедиться, что тот все видел. И тут же он снова наклонился к Дедетте, приподнял ее безжизненную ручонку, смазал йодом и, быстрым движением скальпеля вскрыв вену, притянул зонд и ввел в вену иглу.

– Пошло!
– крикнул он.
– Следите за пульсом. А я теперь больше не шевелюсь!

Десять бесконечно долгих минут прошли в полнейшем молчании.

Антуан ждал, взмокнув от пота, задыхаясь, щуря глаза. Он неотрывно смотрел на иглу.

Наконец перевел взгляд на ампулу.

– Сколько?

– Почти пол-литра.

– А как пульс?

Врач молча покачал головой.

Еще пять минут прошли все в той же невыносимой тревоге.

Антуан снова вскинул глаза на ампулу.

– Сколько?