Семья волшебников. Том 2

Рудазов Александр

Сидзука же красовалась в алом шелковом кимоно с долгим шлейфом, который с одной стороны придерживала Мамико, а с другой – Вероника. Счастливая невеста глядела на море лиц, прикрывая сдержанную улыбку расшитым веером. В ушах у нее покачивались рубиновые серьги, а голову украшала коралловая диадема.

Лахджа готова была побиться об заклад, что все это она стырила у Хальтрекарока.

– Сегодня я, помазанный в божие служение отец Ульведиус, стою здесь, дабы соединить два любящих сердца, – заговорил густым басом иерофант. – Мне неизвестны никакие причины,

способные воспрепятствовать сему союзу, но если они известны кому-то из присутствующих, то пусть он немедленно выступит и раскроет их.

Тщательно выдержанная пауза. Гробовое молчание. Гости боялись кашлянуть.

– Причин нет, – удовлетворенно кивнул иерофант. – В таком случае, ответь, дочь моя, добровольно ли ты присутствуешь здесь? Желаешь ли ты заключить сей союз и пребывать в нем, пока богам не будет угодно его расторгнуть? Клянешься ли Двадцатью Шестью, что будешь любить, уважать и заботиться о своем нареченном?

– Да, – кивнула Сидзука.

– Теперь ответь ты, сын мой, добровольно ли ты присутствуешь здесь? Желаешь ли ты заключить сей союз и пребывать в нем, пока богам не будет угодно его расторгнуть? Клянешься ли Двадцатью Шестью, что будешь любить, уважать и заботиться о своей нареченной?

– Да, – кивнул Вератор.

– В таком случае скажите богам и людям о своих намерениях.

Сидзука вытянула шею и отчеканила, глядя на Вератора:

– Я, Фурукава Сидзука, перед богами и людьми беру тебя в законные мужья.

Вератор стиснул ее ладонь, и также произнес:

– Я, Вератор, перед богами и людьми беру тебя в законные жены.

– Слова были произнесены и услышаны мною, свидетелями и всеми Двадцатью Шестью, – раскинул руки иерофант. – Во славу божию, для радости…

И тут Сидзука вздрогнула. Плохо скрываемый восторг на ее лице сменился паникой, сменился ужасом. Она замерцала, заколебалась…

– Он призывает!!! – завизжала невеста, перебив жреца.

Вератор вцепился в ее руку. Стиснул так, что побелели костяшки, а на пальце засиял Перстень Дружбы. Всю свою силу волшебник бросил на удержание, всю энергию дружбосети направил в одну точку.

– Продолжайте! – рявкнул Майно опешившему иерофанту. – Быстрее!

– …для радости небес, ради счастья всего живого, да будет свершен сей союз!.. – затараторил тот. – Персты к сему прилагаю, объявляя, что вот, да бьются отныне два сердца как одно!..

– Я не могу… – прохрипел Вератор, глядя, как бледнеет, призрачнеет Сидзука. – Он сильнее…

Гости загомонили, кто-то резко вскочил. Майно и Звиркудын стиснули плечи Вератора, присоединились к цепочке. Оба фамиллиарщики, они направили другу всю свободную ману, дали столько энергии, что хватило бы на что угодно… но ее все равно не хватало! Сидзука все еще под властью демолорда, а отец Ульведиус не успевает закончить речитатив!..

И тут в почти растворившуюся ладонь невесты просунулась другая ладошка, крохотная. Вероника серьезно посмотрела на Сидзуку и сказала:

– Ниухади.

Что-то будто лопнуло. Невидимое, неощутимое – но по всему поместью

прокатился беззвучный звон. Тяга ослабла, Сидзука перестала исчезать, и обливающийся потом жрец торопливо завершил:

– …И что боги соединили – того никому не разъединить!

Напряжение спало. Гости стали перешептываться, переглядываться. Лахджа подхватила на руки Веронику, гадая, заметил ли кто ее… штуку.

Вроде бы никто, слишком быстро все произошло. И брак заключен, таинство свершилось. Иерофант облегченно снимает церемониальную шапку.

Только внутри что-то кричит: ни кира еще не кончилось! Самое худшее только предстоит… и, возможно, прямо сейчас!..

– Ну или нет, – сказала Лахджа через минуту, поднося бокал ко рту.

И вот тут грянуло. Где-то за деревьями беззвучно треснула Кромка, и присутствующие невольно вздрогнули. Большинство гостей были волшебниками, и они, конечно, почувствовали такое возмущение в эфире.

Лахджа тоже вздрогнула. Ее «гхьет» подвергся вторжению. Хальтрекарок не сумел прорваться в сердце усадьбы, но объявился где-то совсем рядом и теперь стремительно несется сюда. Секунда, другая… и изгородь сотряслась. Даже отсюда видно, как задрожала земля и колыхнулся воздух. Бесчисленные печати и барьеры, что годами накладывали они с Майно, подверглись нешуточному испытанию.

Но выстояли. Даже демолорд не сумел прорваться. Их накладывали в первую очередь против одного конкретного демона – именно того, который теперь в них ломится.

– ЛАХДЖА!!! – раздался безумный рев, и над изгородью вздулась громадная туша. Заплескались бесчисленные языки и щупальца, лапы заскребли по живой стене, срывая плющ и сминая цветы. Все заволокло скверной, дорожка растрескалась и задымилась, а растения мгновенно сгнили.

От гнева хвост Лахджи пошел волнами. Она так долго и старательно все это приводила в порядок, а этот смрадный призрак прошлого испортил все в одно мгновение.

Сидзука прижалась к Вератору, Мамико спряталась за них.

– Ой, кажется, началось Пятое Вторжение, надо поспешить, – сказал Локателли, набирая канапе. – Да будет барьер.

Над изгородью мыльной стеной замерцал купол. Он тут же содрогнулся – Хальтрекарок ударил в него всей своей бешеной злобой, – но выстоял.

– ЛАХДЖА-А-А! – повторил демолорд.

– Кто-то что-то сказал? – насмешливо произнесла демоница. – Плохо слышно! Мы установили кучу экранов против незваных гостей!

– А я вот все равно прорвался, – гордо воскликнул Инкадатти.

Гости, поначалу перепугавшиеся, стали облегченно посмеиваться. А Лахджу взял кураж – когда еще за ее спиной будет стоять половина ученого совета Мистерии?

– Это ты-ы-ы!.. – заревел Хальтрекарок. – Кто еще осмелился бы! Ты-ы-ы! Камень в моем ботинке!..

– Ты не носишь ботинок, – заметила Лахджа. – Думаю, это потому, что ты так и не разобрался, как завязывать шнурки.

Среди гостей раздался смех. А Хальтрекарок пришел в такую ярость, что барьер поплыл. Локателли нахмурился и вскинул руку, добавляя энергии.