Сентиментальное путешествие
Шрифт:
Партизанский отряд Ага-Петроса еще больше увеличивал вражду персов к айсорам, так как мы партизан не кормили, а своего хлеба у них не было, все ведь больше-то был народ пришлый.
Значит, грабеж.
Ходили дружинники по базару, в штанах из кусочков ситца, кожаных броднях, с бомбой за широким поясом, и персиянки показывали на них детям и говорили: «Вот идет смерть».
И я, будь я в то время в Персии, встрял бы в эту драку на сторону айсоров.
И не знаю почему.
Неужели
Турки же меня, наверно бы, зарезали, и не по ошибке, а по убеждению.
При отходе русских произошла стычка, персы напали на последних отходящих русских, айсоры напали на персов.
Ага-Петрос (вспомнил его фамилию – Элов) поставил пушки на Еврейской горе (что сейчас же за городом Урмией) и выгромил город.
Вообще айсоры понимают значение занятия командных высот.
Со стороны персов дрались персидские казаки, когда-то выученные русскими инструкторами (помните Ляхова) и являющиеся опорой персидской контрреволюции.
В данных же боях они выступили не как представители партии (шахской), а как представители нации.
Предводительствовал персами полковник Штольдер, человек очень влиятельный при персидском дворе, армянами и айсорами командовал полковник Кондратьев и оставшиеся на службе в новых национальных войсках русские офицеры и унтер-офицеры.
Многие из них и сейчас в Месопотамии. Разбрызганы по миру, как капли крови по траве.
Персы были разбиты. Штольдер с дочерью взяты в плен и затем зарезаны.
Началось обезоруживание персов.
Действовали артиллерией и в каждую деревню послали по сорок, по пятьдесят снарядов.
Деревни в Персии глиняные.
Отобрано было около тридцати тысяч винтовок.
Тогда сказал курд Синко:
«Мар-Шимун, приезжай ко мне: я тоже хочу сдать оружие».
Курд Синко сидел на Кущинском перевале между Урмией и Дильманом.
Курды никогда не имели государства, живут родами и племенами.
Роды соединяются в племена под предводительством ханов.
Синко не был ханом по рождению.
Он возвысился умом и хитростью до ханского своего кушинского престола, обошел бывшего великого князя Николая Николаевича, желавшего привлечь на свою сторону часть курдов, получал от него винтовки и даже пулеметы и еще больше возвысился.
Синко обманывал нас все время, и из-за него мы потеряли сено на Дизе Геверской. Обещал дать верблюдов и не дал. Нас он уже не боялся. Говорил, что 40 курдов разгонят русский полк.
Ага-Петрос часто советовал напасть на племя Синко зимой, потому что, если зимой выгнать племя из домов в горы, племя погибнет.
Написал Синко Мар-Шимуну: «Приезжай, возьми оружие».
Мар-Шимун взял с собой триста
Конвой въехал во двор Синко, Мар-Шимун и брат его вошли в дом.
Курды лезут на крыши, и у курдов в руках винтовки.
Спрашивают айсоры: «Зачем на крышу лезете?», а те отвечают: «Вас боимся». «А винтовки зачем?» Молчат курды, зачем винтовки.
Выходит брат Мар-Шимуна.
Ругается, говорит: «Не нужно было ехать к этой собаке, не будет добра, едем домой, кто жив быть хочет».
Нельзя домой ехать, патриарха бросить.
Остались айсоры.
Все это не я рассказываю, а Лазарь – чистильщик с угла Караванной, командир конной батареи и член армейского комитета, а по убеждениям большевик.
Он потом пришел ко мне чай пить.
Пришел спокойный. У нас было заседание ОПОЯЗа. Зервандов снял с себя тяжелую шинель, сел за стол. Пил чай. От масла отказался, потому что тогда был пост. Потом, обратясь к моему товарищу, сказал: «Шкловский-то куда попал». Я для него в Петербурге был экзотичен.
Дальше рассказывает Лазарь:
«Выбегает сам Мар-Шимун, ругается».
Скомандовал офицер-инструктор Васильев: «На коня», а курды с крыши залп, как звонок, и еще залп, а потом пулеметом.
Вздыбились лошади, закричали люди, и все перемешалось.
Поскакали, кто мог спасаться, а больше осталось на месте.
Отстал Лазарь, была у него высокая лошадь, испугалась она… и поскакал он последним.
Видит, бежит пешком патриарх, пешком, а грязь чуть не по колено.
Пешком по грязи бежит Мар-Шимун без винтовки.
Через грудь у плеча рана – кровь.
Небольшая рана – лечить можно.
«Лазарь, – говорит патриарх и лошадь за стремя берет, – Лазарь, эти дураки меня бросили».
Хотел Лазарь взять патриарха на лошадь, видит, окрасилась кровью у того голова, и упал Мар-Шимун навзничь.
Курды с крыш так и кроют, так и кроют.
Залпом, залпом, а залп дружный, как звонок.
Погнал Лазарь лошадь, прошли остатки конвоя сквозь курдов в шашки, а у околицы убили под Лазарем лошадь и самого ранили.
И тот, другой, что сидит на углу Невского и Морской против Дома искусств и торгует гуталином, тоже ушел, ушел сильно раненным.
Прибежали они в соседнюю айсорскую деревню, говорят: «Патриарха убили».
Не поверили сперва люди, а потом видят раны.
Побежали в Урмию, собрали войска пятнадцать тысяч, шли, торопясь, а от Урмии до Кущинского перевала далеко, и дорога в гору, и от перевала до селения Синко еще далеко, и все горой.
Ночью пришли.
Искали труп.
Нашли тело патриарха.