Сентябрь – это навсегда (сборник)
Шрифт:
— У меня к вам необычная просьба, — сказала девушка, глядя Виктору прямо в глаза. — Я жила в комнате не одна. Так вот. Моя напарница сейчас прощается, со своим приятелем. Вы понимаете?..
— Да, да, конечно, — пробормотал Виктор, хотя совершенно не понимал, к чему она клонит.
— Я знаю — вы одни в комнате. А мне не хочется гулять до утра по холоду. Разрешите поспать у вас три–четыре часа. Я уезжаю первым автобусом.
— О чем разговор! —с горячностью воскликнул он. — Спите, сколько вам захочется. Пойдемте.
От
Сейчас я найду выключатель, — хрипло сказал он, шаря руками по стене.
— Не надо. Я уже раздеваюсь.
Эти простые слова обожгли Виктора. Отвернувшись, с колотящимся сердцем, он поспешно разделся, оторвав впопыхах пуговицу на манжете рубашки. Одежду он бросил на стул, а сам нырнул под одеяло и замер там, боясь даже шевельнуться.
Девушка раздевалась медленно — она долго шуршала одеждой. В комнате стояла такая глубокая тишина, что Виктор, казалось, слышал даже дыхание гостьи.
Он скосил глаза и только теперь как бы прозрел.
Комнату заливало сияние луны. Девушка сидела вполоборота к нему на соседней кровати и расчесывала волосы. Они, рассыпавшись, сверкали на ее обнаженных плечах, дымились и парили в пронзительном лунном свете.
«Она ждет меня! Чтобы я подошел…»
От этого открытия внутри у него все сжалось и заныло, как перед неизбежным прыжком в ледяную воду.
Виктор считал себя уже достаточно искушенным в любви и даже немного порочным, потому что, потеряв невинность во время месячной практики в колхозе, он весь первый курс искал близости и довольно легко находил ее. Особенно запомнилась Светка — такая же жадная на ласки, как и он, с которой они бродили весной, будто мартовские коты, и, одурев друг от друга, целовались где только могли.
«А вдруг я все придумал?! — остудила Виктора новая догадка. — Даст пощечину, расплачется и убежит. Что тогда?»
«Но ведь она уже завоевана, — возразил он сам себе. — Вспомни, как она слушала стихи».
«Постыдись, — сказал другой голос. — Ты воспользовался чужим оружием. Неруда, конечно, бог поэзии, но где твои стихи? Нельзя же просидеть всю жизнь в тени великих и петь с чужого голоса».
«Иди к ней! — грубо и зло обозвался в нем голос страсти. — Чего ты дурью маешься, пацан. В жизни все проще, чем ты себе представляешь». «Не смей! Она доверилась тебе…»
Девушка тоже легла. Тишина в комнате разрасталась, начинала угнетать. Виктор знал, чувствовал каждой клеточкой тела, что гостья тоже не спит. Он явственно слышал даже шорох ее ресниц.
Он лихорадочно придумывал слова и фразы, которыми можно было бы разрушить тишину, но горло пересохло, а одубевший
От всего этого разболелась голова.
А лунный свет заполнял комнату все больше и больше, будто океан во время прилива какую-нибудь прибрежную пещеру или грот. Призрачными громадными рыбами плавали в нем желания двух молчащих людей: безмолвно, чуть ли не сталкиваясь, но всякий раз испуганно уходя в сторону.
«Если бы она вымолвила хоть слово. Хоть полслова. Я понял бы этот знак… Раз она молчит, значит и правда устала и ни о чем таком не думает».
«Трус! Размазня! Сопливый студент! Ты же хочешь быть пророком, потрясать души людей… Найди одно–единственное слово. Любое! Лишь бы разбить эту проклятую тишину. Сделай это! Иначе потом будешь казнить себя за нерешительность».
«Она доверилась…»
Виктор, едва не застонав, укрылся с головой, замотался в одеяло, как в кокон. Он лежал в тупом оцепенении, понимая, что только чудо может изменить ситуацию. Сам он никогда не решится — нет, нет, невозможно. Она не такая, как… Светлана, как другие. Она чистая… святая.
Ему опять увиделось наполовину скрытое сумраком ее лицо на фоне лунного окна, серебристый нимб волос, как бы парящий над ее головой. Вновь и вновь, будто в замедленном киноварианте, всплывала над ее лицом прекрасная, чуть полноватая рука, и гребень подхватывал потрескивающее пламя волос.
Он не заметил, как переступил порог сна.
А когда открыл глаза — ему показалось, что это произошло через мгновение, что он вовсе не спал — прожектор луны уже не светил в окно, и в комнату проникали холодные отблески рассвета.
Соседняя кровать была пуста и так аккуратно заправлена, что, казалось, никто на ней и не спал.
«Уехала!»
Виктор вскочил, еще не зная зачем, стал торопливо одеваться.
На темном покрывале он вдруг заметил нечто белое и безумно обрадовался: может, что забыла, может, надо вернуть, найти… «Нечто» оказалось листиком из блокнота.
Виктор подошел к окну. В записке было буквально несколько слов:
«Спасибо за все. Вера».
«Нет, нет, — подумал он. — Ее, конечно, зовут иначе. Лена или Оля, или еще как-то. Да — не Вера. Она назвалась на пляже совсем иначе. Это она нарочно так подписалась. Спасибо, мол, я верила тебе».
Он обулся, схватил плащ и побежал к автобусной остановке. Может, она еще не успела уехать?
Однако на шоссе было пусто. Виктор прочитал расписание на остановке, взглянул на часы. Поздно! Первый автобус на Симферополь ушел уже минут сорок назад.
Он зачем-то постоял еще минут двадцать, поглядывая вдоль шоссе то в одну, то в другую сторону. Затем, опустошенный и разбитый, побрел к дому отдыха.
Порывами налетал ветер. За деревьями, где был спуск к берегу, море сердито таскало камни.