Сентябрь – это навсегда (сборник)
Шрифт:
— Вы не преувеличиваете? – поинтересовался Главный. – Что-то я не припомню за ним особых талантов.
— Поэтому и проглядели, – сказал Лахтин. – Я просмотрел его работы за последние три года и убедился, что это талант. Конечно, хаотичный, не всегда требовательный к себе, но талант. С ним надо работать, Георгий Викторович. Для начала, если вы не возражаете, я возьму его в свою лабораторию. Вот увидите: через три–четыре года из Вишневского получится как минимум отличный завлаб. Как минимум!
— Вы оптимист, Сергей Тимофеевич. – Главный пожал плечами. – Не возражаю. Тем более, что вам пора обзаводиться учениками.
Миронов помолчал,
— Не хочу вас обнадеживать, – сказал Главный. – Конкурентов много, и работы их очень серьезные, но сам факт выдвижения…
Сердце Лахтина замерло. «Вот оно! Сбылось! – обожгла его радостная догадка. – Премия! Нет сомнений – речь идет о большой премии».
— Лично я верю в ваш генератор. В наш генератор, – поправил себя Миронов. – Он заслуживает самой высокой оценки. Однако давайте не будем загадывать… Кстати, по поводу монтажа антенны я консультировался с вертолетчиками…
Дальше пошел обычный разговор, который Лахтин вел почти машинально. В сознании одно за другим вспыхивали не очень связные, но такие соблазнительные видения: текст постановления на газетной полосе, салон самолета, какие-то витрины, знакомый берег Пицунды, горка икры в хрустальной вазочке, зрачок телевизионной камеры… Отвлекаясь мысленно, Лахтин все-таки обсудил с главным конструктором все детали предстоящего эксперимента и даже подбросил идею, как ускорить монтаж антенны.
Выйдя от Миронова, он позвонил Ляле.
— Я дома, – сказала она. – Нет, не уйду. Я в отпуске. Завтра еду в Мацесту… Хорошо, приезжай.
Лахтин попросил Светлану позвонить попозже его жене и передать, что он срочно выехал на три дня на испытания, и снова зашел в приемную Главного.
— Если меня будет спрашивать Георгий Викторович, – сказал он секретарше Миронова, – передайте, пожалуйста: я в Москве, у академика Троицкого. У старика появились соображения по поводу моего генератора, конфиденциально добавил он, поцеловал Людмиле Павловне ручку и через несколько минут уже ехал в такси на Русановку.
В лифте, припоминая слова арии из «Пиковой дамы», Лахтин вполголоса затянул:
Так бросьте же борьбу!
Ловите миг удачи.
Пусть неудачник плачет,
Кляня свою судьбу…
Он напевал прицепившийся мотив и в доме. Ляля улыбалась одними глазами, хотя терпеть не могла фальши, а Лахтин перевирал все подряд: слова, мелодию, даже интонацию, напирая всей мощью голоса на бедного «неудачника»…
— Посмотри пока перевод, – сказала она. – Я тем временем накрою стол. Ляля ушла на кухню. Еще с детдома, с тех давних пор дежурств по пищеблоку, осталась у нее неистребимая привычка кормить всех подряд – его, друзей и гостей, своих учеников, полусонную девицу, которую третий год безуспешно натаскивала по английскому языку для поступления в вуз. Лахтин знал: пока он не поест, не будет ни разговора, ни тем более нежностей. Это было нечто вроде обязательного ритуала, причем приятного, потому что Ляля всегда старалась угодить ему, – вот и сейчас из кухни плыли дразнящие ароматы, и Лахтин их с удовольствием угадывал: картошка, для которой на сковородке поспевают хрустящие шкварки, свинина в кляре, свежий дух молодой редиски, душистый кофе, а ко всему этому его любимый коньяк «Коктебель», золотистый, мягкий на вкус, разгоняющий в жилах кровь.
Он: посмотрел перевод статьи из американского специального журнала, который сделала ему Ляля,
— Спасибо, Мышка! – крикнул Лахтин. – Ты; у меня все-таки разбогатеешь. Завтра же соберу все твои переводы, оформлю договор…
Он осекся. Ляля стояла в двери и улыбалась.
— Я слышу это третий год, – сказала она и вздохнула так, будто привыкла уже, что ее обманывают все, кому не лень. – Не забывай также, что завтра ты еще в… Москве. В лучшем случае ты оттуда можешь вернуться вечером. Проводишь меня на, вокзал – и… вернешься из Москвы.
— Нет! Нет и нет! – Лахтин закрыл ее губы поцелуем, затем заговорил с упреком: – Все, что угодно, только не уезжай. Зачем тебе эта Мацеста? Я специально придумал поездку, чтобы побыть с тобой, а ты… Та эгоистка. Мышка.
— Но я третий год не отдыхаю – как ты этого не поймешь? – удивилась Ляля. – Да и подлечиться надо.
— А село? – капризно заявил Лахтин. – Ты по полтора месяца торчишь каждое лето в селе, а мне здесь хоть стреляйся от скуки.
— Там моя жизнь, – тихо сказала Ляля. – Там мама и Димка… Мальчик и так растет без матери. Кстати, я решила в этом году забрать Димку. Он уже в четвертый перешел – парень самостоятельный, проживет как-нибудь…
— Да, да, конечно, – неизвестно с чем согласился Лахтин. – Тебе виднее, как поступить. Просто мне тяжело сейчас: смерть матери, эта проклятая защита, Ольгины экзамены… А к тебе вошел – и будто все хлопоты за порогом остались.
— Пошли к столу, – вздохнула Ляля.
Он угадал все, точнее, почти все. На столе не было только коньяка вместо него стояли две бутылки «Монастырской избы».
«Это даже лучше, – подумал Лахтин. – По такой жаре боржоми надо пить». Он с удовлетворением отметил: вода холодная, из морозилки. Но все равно заведенный ранее порядок был нарушен, а тут еще разговоры Ляли о сыне, о ее завтрашнем отъезде – все это вызывало легкую досаду и недоумение: ну почему в мире нет ничего постоянного, неизменного, почему и здесь от него чего-то хотят, тревожат душу, которая в данный момент просит и требует одного – покоя?
Поздно ночью, устав сам и утомив Лялю ласками, Лахтин подарил ей дежурный поцелуй и вышел на лоджию перекурить. За Днепром – темным и почти невидимым – светились огни центра. Все сегодня было почти как всегда. И все же он чувствовал: что-то не так. То ли Мышка стала другой, более отчужденной, то-ли ему самому начала надоедать эта многолетняя связь.
«А чего, это тоже не исключено, – беспечно подумал Лахтин. – Ничто не вечно под луной… Может, в самом деле Ляльке пора заняться воспитанием сына, а мне, скажем, немного согреть своим вниманием девочку с холодными руками?..» Он вспомнил, как они познакомились.
Утром того дня ему позвонил Исай.
— Привет, старик, – сказал он. – Ты не забыл, чем славен этот день?
Сергей машинально глянул на календарь.
«У Исая день рождения, – вспомнил он, – совершенно вылетело из головы».
— Будь моя воля, – засмеялся он, – я бы этот день сделал общесоюзным выходным. Короче, я уступаю тебе Ее! Вчера весь вечер прощался, – вдохновенно солгал Лахтин, тотчас придумав, что он подарит приятелю.
— Ты что – Тамару решил мне подарить?! – загоготал Исай. – А я возьму. Я такой!.. Кстати, не забудь – я вас жду вдвоем. В семь вечера. Или сразу после работы подъезжайте – посмотришь кое–какие диковинки.