Сэр Майкл и сэр Джордж
Шрифт:
— Да, конечно, — сказал Кемп. — Я — за.
— Значит, у нас есть три за и два против. Я тоже против. — Сэр Джордж сурово посмотрел на всех. — И на этот раз мне придется воспользоваться своей привилегией. Мы отказываем мистеру Эндрюсу в его просьбе.
— Сэр Джордж, — сказала Никола Пемброук, явно огорченная этим решением, — будьте добры, напишите ему сами, так сказать, ответ на высшем уровне!
Он поднял брови, голос его прозвучал высокомерно:
— Не вижу особой необходимости: не верится, что человек по имени Спайк Эндрюс заслуживает ответа на высшем уровне, но ради вас я готов. Запишите, пожалуйста,
Джералд Спенсер, совсем было утонувший в глубине кресла, вдруг стал распрямляться, вытягиваться, и его длинная шея и длинный нос придавали ему сходство с каким-то допотопным животным. В тени, между носом и шеей, его почти невидимые губы, словно сделанные из бледной резины, стали шевелиться и извиваться, шипя и брызгая слюной.
— Считаю, что это очень существенно. Нед Грин десять лет прожил во Франции. На днях, впервые за много лет, открывается его персональная выставка в галерее Баро. Люсьен Баро уверил меня — а на него можно положиться, — что это будет сенсация. Дешевле двух тысяч фунтов там ни одной картины не будет. Баро говорил, что он и так мог бы их продать, не выставляя, но выставка ему нужна для галереи. Сам я не в большом восторге от работ Грина. Слишком очевидный компромисс между предметной и абстрактной живописью — как Вийон или де Сталь, но сила в нем огромная, бездна уверенности, цветовые эффекты, так что вполне понятно, почему все не слишком разборчивые коллекционеры гоняются за ним. Грин сам приезжал на выставку в галерее Баро, и, это очень важно, Баро обещал дать мне знать, когда он приедет, и свести нас с ним. Это чрезвычайно важно, так как Грин — человек трудный, совершенно недоступный, ненавидит рекламу и общение с людьми, в некотором роде, как Тернер, — опрощение, безвестность. Теперь самый главный, самый существенный момент… — Он остановился, чтобы передохнуть.
— Отлично! — сказал Нейл Джонсон, хотя он и не любил Спенсера.
— Задумано так: Грин приезжает, и мы его уговариваем разрешить нам устроить его выставку под маркой Дискуса. Баро говорит, что Грин, вероятно, согласится. Широкой публике будет дана возможность посмотреть его картины, запертые в частных собраниях. И Дискус устроит эту персональную его выставку в самый подходящий момент. Для Комси тут все пути закрыты. Баро поссорился с Сесилом Тарлтоном, их заведующим отделом изобразительных искусств. И еще Баро сказал, что Грин не любит Майкла Стратеррика — с тех самых пор, как Стратеррик занимался изобразительными искусствами. Так что нам и карты в руки. Неплохая мысль, как вы считаете?
В хоре одобрений громче всех звучал голос сэра Джорджа. Он приказал Спенсеру и его отделу начать подготовку выставки Неда Грина.
— Конечно, я постараюсь, чтобы вам отдали должное как инициатору, Джералд, — добавил он, — но как только Баро сообщит нам, что Грин приехал, и скажет, где его найти, я хотел бы сам поговорить с ним о его выставке, чтобы эта идея исходила с самого высшего уровня Дискуса. Дело, по моему мнению, безусловно важное.
Все согласились, что дело важное. Но тут, к досаде сэра Джорджа, вмешался Кемп.
— Вы сами хотите встретиться с Грином, генеральный секретарь? — спросил он.
Ответ сэра Джорджа был верхом холодности:
— Да, таково мое намерение,
Ирония была слишком явной, и это собранию не поправилось.
У Кемпа вид был невинный и рассеянный, как у китайского отшельника на горе.
— Не мне возражать, генеральный секретарь. Но встречаться с Недом Грином я вам не советую. Я его знал не очень близко до его отъезда во Францию. Разговаривать с ним вам будет… м-м… довольно затруднительно.
— Вот как? А по каким причинам мне будет затруднительно договориться с ним, особенно когда речь идет о гаком лестном предложении, раз даже вы смогли завязать с ним знакомство?
Вопрос был поставлен сложно, но сэр Джордж ухитрился вложить в него оттенок вызова.
Лицо Кемпа сморщилось, голубые глаза сузились и потемнели.
— Причины на это есть. Но конечно, я могу ошибаться. И все же, зная Грина, я вам не советую с ним встречаться.
Сэр Джордж помолчал, потом стал снова сосредоточенно водить пальцем по повестке дня. И через четыре пункта он увидел, что может отплатить Кемпу за его непрошеное вмешательство, за нагловатое предупреждение…
— План леди Бодли-Кобем, — объявил он утомленным до предела голосом, словно в тысячный раз отказывался помочь убрать дохлого слона со стола. — Есть что-нибудь новое, Нейл?
— Нет, господин председатель. Леди Бодли-Кобем раза два звонила нам по телефону, но, по правде говоря, у меня не было времени, да и охоты, должен сознаться, снова ехать к ней. Впрочем, это бесполезно. Я уже говорил, что она меня очень невзлюбила. Однако считаю, что совсем выпускать ее из рук не следует, тем более что тогда она обратится в Комси, если только уже не обратилась. Может быть, кто-нибудь из моих заместителей по секции возьмет ее на себя. Только не женщина. Она ненавидит женщин.
— Хорошо, Нейл. Уберите ее из вашей картотеки. И все-таки жаль прекратить переговоры с ней на такой стадии. — Сэр Джордж обвел взглядом стол и не без ехидства улыбнулся Кемпу: — Так как дело Бодли-Кобем началось после вашего краткого пребывания у нас, мистер Кемп, то, пожалуй, нелишне объяснить вам все вкратце. Леди Бодли-Кобем — богатейшая старая вдова, эксцентрична и, очевидно, не в своем уме, разумеется, с общественной, а не с юридической точки зрения, — и вот она пожелала внести свою лепту в процветание искусства. Любимая ее идея — мы уже израсходовали на нее невероятное количество времени и бумаги — это перестройка громадной усадьбы в одном из ее поместий под пансионат, где художники могли бы жить и творить. Но до сих пор все, что она предлагала, было бессмысленно, а когда мы предлагаем ей более разумное решение, она его немедленно отвергает. А что, если вам заняться планом Бодли-Кобем? Ведь вы единственный в штате не отвечаете ни за один из отделов.
— Охотно, сэр Джордж. Почему бы и нет? — Кемп с той же открытой улыбкой обратился к Нейлу Джонсону: — Вы мне дадите материалы, Нейл?
— Конечно, Тим. Но предупреждаю, они наводнят весь ваш кабинетик.
— А я вас предупреждаю, Тимми, что старушка совершенная психопатка, — сказала Никола Пемброук. — Один раз я у нее была, и больше — ни за что!
— Спасибо, Никола, милая, — сказал Кемп, — по теперь меня никакие психи не пугают. Я куда больше боюсь так называемых здравомыслящих людей.