Сэр Невпопад из Ниоткуда
Шрифт:
Весь во власти подобных соображений, я предстал перед дворецким. Тот с гримасой недовольства смерил меня взглядом и процедил:
– Что так поздно заявились?
– Так плутали долго, искали дорогу, – с подобострастным поклоном ответил я.
– Ты калека. Урод.
– Да. – Возразить на его замечание мне было нечего.
– Работать можешь?
– Вполне, если только работа не предполагает прыжков в длину, бега наперегонки и выполнения сложных балетных па.
Дворецкий почесал за ухом:
– Чего-чего?
– Да. Работать могу.
– Так бы сразу и сказал, – поморщился тупица. – Значит, ступайте оба сей же час наверх. И попробуйте только что-нибудь сожрать
Наверху шум стоял просто оглушительный. Это свидетельствовало об одном: чудовище Шенк пировать умел, будь он неладен. Перед большими двустворчатыми дверьми, что вели в парадный зал, мы замедлили шаги. Я кивком предложил принцессе на мгновение остановиться. Мне надо было собраться с духом. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Шутка сказать – ради не столь уж и огромной суммы в девять соверенов я сейчас окажусь во вражеском логове, подвергнув свою жизнь серьёзному риску. Мне всегда казалось, что она дороже стоит. Но что, если это было всего лишь заблуждение? Может статься, я себя здорово переоценил.
С этим мысленным напутствием я толчком распахнул двери. Свет множества огней нас буквально ослепил, а шум, который стоял в зале, даже глухого заставил бы зажать уши! Каждый из гостей, а их тут собралось невероятное количество, что-то говорил другому, все старались друг друга перекричать высокими, пронзительными голосами. Вероятно, эти женщины и мужчины успели уже хорошо набраться. А посередине зала, на подиуме вовсю надрывался оркестр, состоявший из нескольких флейт, барабана и лиры. Некоторые из собравшихся приплясывали в такт музыке, они держались у самого подиума, образовав вокруг него что-то вроде хоровода. Мне показалось довольно странным это топтание по кругу. Ну какой в нём смысл, если каждый из танцоров всё время возвращался на своё прежнее место? Проще было, по моему разумению, на нём и оставаться.
Но всё это промелькнуло у меня в голове как-то мимоходом, танцоры и их дурацкое кружение лишь ненадолго привлекли моё внимание. Что меня по-настоящему потрясло, так это убранство зала! Стиль, в котором он был декорирован, иначе как «ранневарварским» назвать было невозможно! Высохшие кости, полагаю бывших врагов хозяина, украшали собой стены и даже заменяли некоторые детали предметов обстановки! Ножки огромного обеденного стола когда-то и в самом деле были чьими-то ногами. Ручки кресел... Ну, вы и сами догадаетесь, из чего они были сделаны. Гобелены, развешанные на стенах, пестрели сценами жестоких убийств и всевозможных злодеяний: на них были изображены женщины, подвергающиеся гнусному насилию, дети, которых швыряют в костёр, распинаемые на кресте мужчины, отрубленные головы, и кровь, кровь, кровь... И тут я наконец понял, что празднество у Шенка нисколько не походит на пиры в любом ином замке и дворце, устраиваемые нормальными людьми, а не кровожадными злодеями. Оттуда, из пиршественных залов обыкновенных вельмож и королей, вам не захотелось бы бежать без памяти – только давай бог ноги унести, со слезами ужаса и воплями о помощи...
Воображение моё под воздействием этих устрашающих картин разыгралось вовсю. Я себе зримо представил, как меня разоблачают, выводят на чистую воду, обнаруживают, что я – оруженосец на службе короля Рунсибела, телохранитель его дочери, находящейся здесь же и стоящей по правую руку от меня. Принцессу немедленно помещают в узилище, а меня... Я содрогнулся от ужаса, вообразив свою увечную ногу в виде канделябра, а голову... О господи! Если б ещё не этот слепящий свет, если бы здесь царил полумрак, который скрыл бы все ужасные приметы интерьера... Я покосился
Никакого. Поверьте, лицо её высочества оставалось совершенно бесстрастным. С потрясающей невозмутимостью она разглядывала один из гобеленов, а поймав на себе мой взгляд, изрекла:
– Если кого-то убить подобным способом, крови будет гораздо больше, чем они тут изобразили. Поэтому вся сцена выглядит недостоверной.
– А девицы, милующиеся с единорогами, это, по-вашему, достоверно? – с сарказмом спросил я.
– Конечно. Вполне.
– Никаких единорогов на свете нет! – разозлился я. – Кроме тех, которые якобы воспитали вашего героя Тэсита. Пусть эта ложь останется на его совести. А если б они и существовали, то никакую девицу близко бы к себе не подпустили. Или попытались бы её прикончить, как поступают все мифические существа. – Я кивком указал ей на дальний конец стола, возле которого не видно было никого из слуг. – Похоже, гостям, что там сидят, пора переменить тарелки. Вперёд!
Мы принялись со всей возможной осторожностью проталкиваться сквозь кольцо танцующих. Очутившись среди подвыпивших и потому настроенных весьма игриво светских дам, я почувствовал себя намного бодрее и увереннее, чем прежде. Они все как одна были роскошно одеты, тела их источали пряный аромат дорогих благовоний. У меня даже голова закружилась, стоило представить себе любую из них в моих объятиях... Но, к сожалению, я был нанят для оказания гостям Шенка, в том числе и этим красоткам, услуг совсем иного рода.
Мы с Энтипи подошли к боковому столику у стены, где были выставлены сочный окорок величиной с двухлетнего ребёнка, несколько сырных голов и пышный каравай пшеничного хлеба. Я стал нарезать окорок, при каждом взмахе ножа представляя себе одного из своих врагов, с кем бы я желал таким образом разделаться. Работа спорилась, ломти получались на удивление ровными. Недаром же я вырос в трактире. Энтипи быстро относила тарелки с закусками на пиршественный стол и предлагала сыр и ветчину тем из гостей, которые бродили по залу и время от времени приближались к нашему столику.
Ветчина, надо вам сказать, выглядела до того свежей и аппетитной и источала такой божественный запах, что у меня слюнки потекли. Энтипи, когда гости, которые до этого разгуливали по залу, сгруппировались в дальнем его конце, окружив какого-то низкорослого толстяка вельможу и внимая его разглагольствованиям, воспользовалась этой неожиданной паузой и принялась с аппетитом уписывать два ломтя хлеба. Я вспомнил, что дворецкий разрешил нам есть его вволю, и решил последовать примеру принцессы. Она сложила два ломтя вместе. Мне это показалось странным... Но тут я заметил, что она украдкой слизнула какую-то жидкость, капли которой просочились сквозь ноздреватый мякиш и потекли у неё по пальцам.
– Отчего это ваш хлеб так горько плачет?
– А я стащила пару маленьких кусочков ветчины и спрятала их между кусками хлеба, – ответила Энтипи, чрезвычайно собой довольная.
Меня аж передёрнуло от омерзения. Ну надо же такое придумать! Засунуть мясо между двумя кусками хлеба... Это просто не может быть не то что вкусно, но даже мало-мальски съедобно! Не говоря уж об оскорблении такого благородного яства, как ветчина, подобным способом его поедания. Только ненормальный может решиться на этакое кощунственное безобразие! Хотя, если говорить о принцессе, то недаром ведь она на протяжении всего нашего знакомства только и знала, что всячески выказывала пренебрежение к понятиям нормы и любым правилам. Но... ветчина, её волшебный аромат так дразнил воображение...