Серая радуга
Шрифт:
— В чем дело? — металлический голос разнесся по всей арене. — Кому-то завидно?
Кристо хрюкнул и кулем осел на свое место. Все-таки удалось устроиться рядом с Дарой, но она, кажется, этого и не заметила. Мелита уселась по левую руку артемагини, Нольдиус — еще дальше, и сейчас все они с основательным удовольствием жмурились. Рассматривали лица Магистров.
Первым опомнился Сапфириат, который понял, что за несоблюдение правил Макса однозначно убить нельзя. Разве что за изощренное надругательство над ними, но вот такого, как назло, в Кодексе не значилось.
— Начнем
Голос подал Гиацинт.
— Пусть будет первым тот, кто первым явился в Одонар.
— Да будет так, — эта резолюция Магистра заставила Ковальски поднять глаза в небо. Он, не ломаясь, приблизился к чаше жребия, сунул туда руку и вынул сжатый кулак. Гиацинт поступил точно так же, и Синий Магистр взмахом руки отослал чашу на трибуны.
— Цвет снега нынче обозначает правоту, — провозгласил он с подобающей случаю ужимкой. — Цвет же крови — есть знак яростного металла. Откройте ладони!
Два Оплота разжали кулаки. На ладони Ковальски оказался белый камень. Сэр Гиацинт с комическим и немного обиженным выражением рассматривал алый камень, который оказался у него.
— В чем дело? — почти любезно осведомился Макс. — Смущает неправота? Мы можем поменяться.
Он-то не выглядел удивленным, а уж огорченным и подавно, и на гневный взгляд своего противника ответил взглядом, исполненным комического презрения.
— Судьба свершила свой выбор! — торжественно заявил Синий Магистр. — Макс Февраль — этот меч твой. Гиацинт из рода Танейха Зоркого — ты можешь взять свое оружие.
Мечи подплыли к тем, кто был их хозяевами на сегодняшний бой. Они были одного размера и формы и походили друг на друга, как братья-близнецы, только вот материалы были разными. Ковальски торопливо взвесил свой деревянный меч: точно, полуторник, подлиннее тренировочного, баланс смещен в сторону рукояти, это создаст дополнительные трудности, а у него их и так немало. Гиацинт задумчиво присматривался к своему клинку. Может быть, тот не был «правым», но был отменно выкован и очень остро заточен. Артефакторы, неверующие в торжество безоружной справедливости, дружно подавились ирисками и сушеной рыбой на арене. Правый Бой начинал выглядеть, как не слишком-то правое убийство.
Хотя так считали только артефакторы. Едва только Синий Магистр, довольно поглаживая напомаженный усики, занял положенное ему место, он услышал негромкий голос Фиолетового:
— Это была очень тонкая магия, коллега. И все же, если вы хотите, чтобы он проиграл, мне думается, разумнее было ему подсунуть стальной клинок.
Синий побагровел и открыл рот, чтобы возразить или оправдаться — но Аметистиат, кажется, и не говорил ничего. С совершенно отсутствующим видом он осматривал арену, противников и встревоженное лицо одной юной артемагини, которое из рядов зрителей выделялось бледностью.
Теперь слово взял Алый Магистр. Позванивая бубенцами в бороде, он поднялся на ноги и выдал в утренний воздух:
— Пусть
— Смертью?!
Об обязательной кончине одного из противников Макс как-то в Кодексе не прочел. В поздних версиях речь шла только о разрубленном клинке, хотя можно было бы и догадаться — сколько ты там проживешь, когда клинок разрублен? Надо было глянуть древнюю версию Кодекса, пока экипировался, хотя какой смысл — он же так и так знал, что им нужен труп.
До чего ж омерзительно решать вопрос: ты или тебя. Особенно когда уже стоишь на арене с оружием (условным) в руках.
Впрочем, не надо забывать, что это вопрос не целестийский.
Макс вспомнил об этом, когда сэр Гиацинт сорвался с места и сноровисто атаковал из верхней позиции. Свист стальной полосы пришел как-то неожиданно, Ковальски едва успел заслониться щитом, почти автоматически двинул зажатой в руке деревяшкой в сторону противника, убрал деревяшку, которую чуть не перерубили, заученно разорвал дистанцию. Подними он щит позже — и бой бы закончился полной победой «неправого меча».
— Смертью? — переспросил он, делая еще шаг назад.
— Иначе не может быть!
Гиацинт снова атаковал, и снова Макс отразил удар щитом, успешно пресек удар щитом противника, нырнул под ещё один выпад — и опять подался назад.
Что-то было чертовски не так, и подумать об этом он уже не успевал.
— Жаждешь крови?
— Ты самозванец!
Волосы цвета переспелой ржи развевались в воздухе, лезли в глаза. Гиацинт даже не позаботился перевязать их хоть чем-нибудь, а шлемов в Кодексе боя предусмотрено не было: «Защищаешь грудь, но стоишь с открытым лицом…» Макс опять разорвал дистанцию.
— Дерись, иномирец! Не смей показывать себя трусом!
Стальной клинок опять ударился о щит, несильно, но звук получился решительный. Каждый из противников теперь двигался по кругу, у Гиацинта пылали щеки, а в глазах светился задор боя.
Макс был бледен, губы плотно сжаты, и он выскальзывал и разрывал дистанцию, потому что ему отчаянно нужно было понять — что за ставки в этой игре. Потому что остальное он уже знал: есть только опыт, изобретательность и щит, а больше нет ничего. Он не вымотает противника, который на двадцать лет моложе, здоров, как бык, и привык спать в кольчуге, и кроссовки тоже не дадут форы сапогам, и они прорабатывали всё это с Бестией… и, кстати, она сетовала, что он слишком долго думает.
Свист! Макс прикрылся щитом, понял, что разрывать дистанцию дальше опасно, сместился вместо этого вправо, так, чтобы клинок Гиацинта ударил вскользь — и чуть успел сдвинуть щит, чтобы принять на него второй и третий удары, из средней позиции. Отчаянно гудело плечо — удары наносились с приличной силой. Случайно открылся слева — и стальной меч тут же свистнул в опасной близости, пришлось уходить в сторону кувырком. Мягко нырнул под лезвие, перекатился, вскочил, подставляя щит — и снова — назад, вбок, отскок, черт, стой-стой, мне надо подумать…