Сербия на Балканах. XX век
Шрифт:
Ситуация еще более осложнилась из-за нового обострения обстановки в автономном крае Косово. К тому времени Косово уже более чем на 80 % было населено албанцами. Славянское население края под давлением албанцев продолжало покидать Косово во все большем масштабе. За 20 лет, в период с 1961 по 1981 годы, сербское население уменьшилось на 42,2 %, а черногорское – на 63,3 %. В то же время албанское население также чувствовало себя ущемленным по сравнению с другими народами Югославии. По своей численности албанцы занимали в стране уже третье место после сербов и хорватов, но, в отличие от них и менее многочисленных народов, не имели своей республики. По уровню же жизни албанцы прочно занимали в Югославии последнее место.
В марте 1981 г., меньше чем через год после смерти Тито, в Косово прошли демонстрации с требованием предоставления краю статуса республики (а значит, и «права на самоопределение вплоть до отделения»). Это было расценено в Белграде как первый шаг к объединению Косово
Югославские руководители были всерьез обеспокоены. В апреле 1981 г., выступая на совместном заседании Президиума СФРЮ и Союзного совета по защите конституционного порядка, Л. Колишевский говорил: «Мы должны до конца осознавать ошибочность и крайнюю реакционность тезиса – чем слабее Сербия, тем сильнее Косово (или какая-либо другая наша республика). Так же как и тезис – чем меньше автономность Косово в составе Сербии, тем сильнее Сербия. Это можно сказать и о тезисе – слабая Сербия – сильная Югославия» [149] .
149
См.: Косово и Метохија у великоалбанским плановима. 1878–2000. Београд, 2001. Прилози. С. 2б9.
Удивительно, но в то же время другие руководители страны продолжали повторять и старые заученные фразы. Приведем, например, цитату из статьи Д. Драгосаваца. В 1982 г. он писал: «Развитие социалистического самоуправления ограничивает возможности антагонистического противопоставления народов и народностей, республик и автономных краев как в пределах каждого из них в отдельности, так и в пределах федерации. Марксистский подход к общественно-экономическим вопросам позволяет более успешно преодолевать великодержавный бюрократизм, с одной стороны, и узкое национальное обособление, с другой» [150] .
150
Драгосавац Д. Национальное и классовое в югославских условиях // Социалистическая мысль и практика. Белград, 1982. № 1. С. 3–4.
Нет нужды подчеркивать, как далеки эти утверждения были от реальной жизни. Это было именно тогда, когда, по словам В. Волкова, «национальные проблемы превратились в “ось” политической жизни страны» и «наблюдались повсеместно», когда началась «прогрессирующая дестабилизация федерации, когда происходила своего рода цепная и неуправляемая реакция нарастания национальных противоречий» [151] .
C первой половины 1980-х годов в публицистике, в художественной и научной литературе начала подниматься волна критики титовского наследия. Речь фактически шла о критике самоуправленческого социализма и о реальной демократизации режима. Было снято табу с запрещенных прежде тем – усташи, четники, Голый оток. С весны 1984 г. стал подвергаться критике и сам Тито. Причем критические демократические настроения захватили в основном Белград, в то время как Загреб выглядел оплотом догматизма [152] . Как и после «Пражской», после «Хорватской весны» в республике наступили заморозки, сродни чешской «нормализации».
151
Волков В.К. Узловые проблемы новейшей истории… С. 229, 231.
152
Bilandzi'c D. Op. cit. S. 715–716.
В Сербии же развивались процессы, сходные в чем-то с советской перестройкой. Катализатором деятельности сербских оппозиционных интеллектуалов стало запрещение книги «Шерстяные времена» Гойко Джого в апреле 1981 г. В своих стихах поэт замахнулся на самого Тито. Арест Джого вызвал волну протестов сербской интеллигенции, коллективных писем в его защиту и «вечеров солидарности». Эти акции переросли в протест против экономического положения, политического и конституционного устройства, недостатка политических свобод, несвободных СМИ и т. п. В мае 1982 г. в Объединении сербских писателей был сформирован Комитет по защите художественного творчества. Этот комитет быстро превратился в символ демократического протеста против режима [153] .
153
Jovi'c D. Op. cit. S. 336–337.
В критике режима и всего коммунистического прошлого и настоящего участвовали ученые-обществоведы,
154
Bilandzi'c D. Op. cit. S. 698–700; Tomas R. Srbija pod Milosevi'cem. Politika devedesetih. Beograd, 2002. S. 56–57.
Постепенно рушились основные мифы социалистической Югославии. Партизаны уже не воспринимались как единственная антифашистская сила в годы войны, а сама Югославия – как государство, создавшее совершенно иной тип социализма. Признавалось, что революция в Югославии свершилась по большевистскому образцу и даже после 1948 г. с местными действительными или мнимыми сталинистами обращались сталинскими же методами. Чуть позже писатель А. Исакович потребовал такого же пересмотра личности Тито, как это было после смерти Сталина или Мао, а Л. Тадич заявил, что, оспорив догму о непогрешимости своего бывшего верховного авторитета Сталина, Союз коммунистов Югославии сам от этих догм не отрешился, но только их национализировал [155] .
155
Bilandzi'c D. Op. cit. S. 698–699.
Характерно, что на состоявшемся XII съезде СКЮ в июне 1982 г. этот вал критики еще не воспринимался всерьез и не нашел особого места в резолюциях партийного форума. Между тем, то, что острота критики и противостояния нарастала, показали похороны умершего в августе того же года А. Ранковича. На них собралось около 100 тыс. человек.
Нельзя сказать, что власти совсем бездействовали. Они пытались остановить начавшиеся процессы, в том числе и привычными методами. В апреле 1984 г. были арестованы 28 сербских интеллектуалов. Шестерых из них позже судили. Но, как и в случае с Джого, практически всех из них вскоре выпустили.
Белградская интеллигенция выступала за соблюдение прав человека, не только в Сербии, но и по всей Югославии. Центром подобной активности стал Комитет по защите свободы мысли и высказываний во главе с Добрицей Чосичем. В Комитет отказались войти представители словенской и хорватской интеллигенции, хотя и были в него приглашены. Тем не менее, Комитет протестовал и против ареста Алии Изетбеговича и других боснийских мусульман в Сараево, требовал освобождения находившихся в тюрьме Владо Готоваца и других участников массового движения в Хорватии. Комитет также выступал в защиту косовских албанцев, осужденных после событий 1981 г. За 1984–1989 гг. Комитет по защите свободы мысли и высказываний направил более 100 писем, протестуя против попрания в Югославии основных демократических прав [156] .
156
Ibid. S. 339.
Сразу же после очередных косовских событий сербские власти попытались вновь поднять вопрос об изменениях в конституции [157] . Однако оппоненты Сербии в югославском руководстве из других республик любую подобную попытку трактовали как возвращение к этатизму, централизму и великосербским поползновениям. Изменения конституции были заблокированы. Хотя именно «политическая система, установленная конституцией 1974 г., делала существовавший кризис более глубоким, тяжелым и безвыходным» [158] .
157
Попытки пересмотра конституции со стороны Сербии предпринимались в 1975, 1981, 1984 и 1985 годах. См., например: Димић Љ. Србија 1804–2004 (суочавање са прошлошћу) // Димић Љ., Стоjановић Д., Јовановић М. Србија 1804–2004: три виђења или позив на дијалог. Београд, 2005. С. 102.
158
Там же. С. 100.