Сердца Лукоморов

Меньшов Виктор

– Откуда?!
– удивился Черномор.
– С чего это ты решил, что у меня морская фамилия? Я в жизни на море не был.

– Ну как же: Черномор, Чёрное море, корабли, чайки... А что - нет, что ли?
– ехидно усмехнулся Буян.

Меня не потому, что я на Чёрном море был, так назвали, - рассердился походный атаман.
– Это когда я был злым Колдуном, меня так назвали. Черномор означает - чёрный мор, чёрная смерть. Понял?

– Как не понять! Мурашки по коже от такого имени побежали, - сделал испуганное лицо Буян, отодвигаясь от Черномора.

–

Так вы идёте, или болтать будете?
– спросил нетерпеливо Алёша, даже прикладом пристукнул.
– Так вяжите меня, скоро смена караулов! Пароль на постах: Гатчина. Поняли?

– Как не понять!
– согласился Буян.
– Только вязать мы тебя не будем. Ты с нами пойдёшь. Я твоей матери обещал тебя домой вернуть, я свое слово сдержу. А нам наказ выполнить нужно. И ты нам в этом поможешь.

– А как же моё слово?!
– развел руками Алёша.

– Ты присягу давал императорам служить верой и правдой?
– спросил Черномор.

– Не давал я присягу, - ответил Алёша.
– Я слово давал, когда спросили, буду ли я служить. Здесь царям присягу не дают, они обижаются, если не каждому в отдельности. А их здесь столько, что они сами путаются. Так что присягают здесь Отечеству.

– Вот видишь!
– обрадовался Буян.
– Присягу императорам ты не давал, а слово вынудили дать, это военная хитрость получилась. Ты жизнь свою спасал, потому и пообещал служить. Присягал же ты Отечеству, а оно дома, настоящее Отечество, которому ты служить присягал, а не здесь, среди призраков.

Алёша согласился с доводами Буяна. Обрадованные тем, что Алёша с нами, мы поспешили в камеру, завалились на гнилую солому и спали сладко до самого утра.

Глава тридцать третья

Служба Государева. Царевич Димитрий.

Разбудили нас рано утром, и пинками выгнали на плац. Едва светало, моросил осенний дождик. Нас построили шеренгой. Мимо прошлись, брезгливо оглядывая нас, несколько человек в длинных шинелях непонятного покроя. Они встали в сторонке, к ним побежал сержант Матвеевич, о чем-то переговорил, и осматривавшие нас поспешно ушли.

Матвеевич ткнул в грудь скомороха и Черномора:

– Ты, мелкий, и ты, борода, пойдёте в шуты придворные.

Скоморох открыл рот, но сержант затопал ногами, застучал по плацу палкой, и заорал:

– Мааарш!

От крика сорвались с крыши спящего Дворца перепуганные голуби, и суматошно взвились в серое небо, отчаянно хлопая крыльями, словно показывая, как трепещет у них с перепугу душа.

Скоморох предусмотрительно заткнулся, их с Черномором утащили во Дворец.

– Надо радоваться, что живы остались, - недовольно пробурчал сержант.
– Они ещё разговоры разговаривают.

Он ткнул Медведя в грудь палкой:

– Ты пойдёшь в гвардию, к Императору Павлу Первому. А ты - в гвардию Императора Петра Третьего.

Он ткнул в грудь Ивана. Их отвели в сторону Дворца, остались я и Буян.

– Ты, - ткнул палкой в грудь Буяна сержант Матвеевич, - будешь служить императору Иоанну Шестому...

– Разве был такой царь?
– удивился я.

– Был, - процедил сквозь зубы сержант

Матвеевич.
– По счету царей Третий, а если по Великим Князьям Московским считать, - Шестой.

– Я про него ничего не слышал, - признался я.

– Про него мало кто чего слышал, - вздохнул грустно сержант.

Буяна увели, остался я один.

– А ты, паря, поедешь с дьяком Михаилом Битяговским.

– Куда?
– удивился я.

– На кудыкину гору!
– разозлился сержант.
– Не кудыкай, дороги не будет. Поедешь в Углич служить, к малолетнему царевичу Димитрию.

Не дожидаясь дальнейших вопросов, повернулся ко мне спиной и пошел прочь, держа спину прямо, голову откинув назад. Со спины казалось, что он ранец несёт, который ему плечи разворачивает и спину выпрямляет. Возле меня остались двое солдат, одним из которых был Алёша. Он шепнул, желая ободрить:

– Держись, брат, что-нибудь придумаем. Главное, не делай глупостей. Времена дикие, законы тоже. Ни во что не влезай, держись в стороне...

– Как же мы в Углич поедем?
– спросил я Алёшу.
– Мы что, с болота уедем?

– Об этом не думай, - махнул рукой Алёша.
– Здесь, куда бы ни ехал, куда бы ни шёл: хоть в Индию, всё равно будешь оставаться на Острове. Здесь своё, особое, время, свои расстояния.

– Что это за название у города - Углич?
– спросил я.
– Там что, уголь добывают?

– Чудак человек, - улыбнулся суровый Алёша.
– Его так назвали потому, что он стоит на изгибе Волги, она там углом поворачивается, город и назвали Углич, - угол, на углу стоящий.

– Чудное название, - улыбнулся я.

– Названий у городов наших чудных много, - согласился Алёша.
– Вот, например, Кемь. Знаешь такой город?

– Это где-то на севере, - не очень уверенно постарался вспомнить я.

– Там, - подтвердил Алёша.
– Этот город совсем чудно своё название получил. Это было совсем дикое место, даже названия не имело, туда ссылали каторжан. Дела каждого арестанта рассматривал сам Пётр Первый. Если человека следовало отправить куда-то далеко, в особо суровые места, царь писал на бумаге: "К едрёной матери", правда, ещё покруче, но почти так. А поскольку бумаг было много, на каждой расписываться - время дорого, стал Пётр сокращать, писать три первые буквы: К. Е. М., К Едрёной Матери. А название город этот получил так. Арестанты спрашивали друг друга, кого куда отправляют, и те, кого отправляли в место без названия, говорили, в КЕМ. Так и привилось, только мягкий знак на конце добавился.

Таких названий по России полно. Например, Вины. Это место стояло близко к Новгороду. Здесь, останавливался на ночлег Пётр Первый с Алексашкой Меньшиковым, пили вино, ночевали, а утром ехали в Новгород. Так и назвали место Вины, место, где вино пили. Там же есть село и вовсе со странным названием - Яжелбицы. Это с Александром Невским связано. Говорят, что именно на этом месте Новгородский князь Александр, позже прозванный Невским, дал ответ немецким рыцарям, на их предложение сдаться и платить дань. Он сказал: