Сердце Абриса
Шрифт:
Я вдруг почувствовала, как стала центром аудитории. Даже профессор с неподдельным интересом ждал ответа. Слышала, что в преподавательских кабинетах шли жаркие диспуты, кого выделить мне в наставники. Видимо, передрались, потому что научного руководителя по-прежнему не назначали. К счастью, за «Дерево Жизни» мне уже засчитали семестровую курсовую.
– Я еще не знаю, – пришлось признаться.
– Кто ее, вообще, сюда пустил? – кто-то зашептался ехидно.
– Почему же? – Покровский явно получал удoвольствие от того, что никто вокруг не понимал, с чего девчонке оказали
– Обычно я разрабатывала артефакты по требованиям университета, – вертя в руках самописное перо, неохотно поделилась я. – Не думала, что со сменой учебного заведения порядки изменились.
– Выходит, вы не задумывались о дипломе?
– мучил меня Покровский.
– У меня еще целый год на принятие решения, - парировала я.
– В Кромвельском университете куратор настаивал на магии перемещений.
– Не желаете заниматься магическими воротами?
– Подозреваю, что мне не оставят выбора.
– Что можно придумать нoвого в перемещениях? – хмыкнул один из старшекурсников.
– Тема исследована вдоль и поперек. Это не уровень Королевской кадемии!
– Госпожа Уварова, говорит о скольжении между Теветом и брисом, - спокойно пояснил Григорий.
Аудитория на секунду взорвалась недовольством, словно мысль о том, что кого-то могут интеpесовать перемещения – оскорбляла.
– После Раскола скольжения в Абрис – неактуальны, - заявил все тот же умник с пятого курса.
У меня вырвался издевательский смешок.
– Не так… - опровергла я, бросив быстрый взгляд на парня, скорее всего, он был местной знаменитостью. – Тот, кто создаст новое перемещение, станет управлять двумя мирами. Так ведь, господин Покровский? Разве не над магическими воротами уже полгода бьется королевская лаборатория?
Мы встретились глазами.
– Ворота невозможно сoздать! – вышел из себя адепт.
– Вы ошибаетесь, – усмехнулся ригорий. – И ваша сокурсница, Лерой Уварова, легко это может доказать…
Имя «Лерой» было озвучено, и в аудитории поселилась оглушительная тишина. Уверена, что когда народ переварит услышанное, то будет обсуждать скандальную лекцию до конца учебного года.
Неожиданно дверь аудитории распахнулась и на пороге появилась секретарь из ректорской приемной. Она подозревала профессора, под недоуменные шепотки адептов что-то быстро ему сказала.
– Валерия, вас просят к ректору, – объявил преподаватель.
– А мы продолжим наш разговор.
Удивленая тем, что меня вызвали, я быстро собрала вещи, подхватила мантию и начала выбираться по проходу к лестнице. Народ снова зашушукался, а Покровский, наплевав на любые приличия, остановил меня за лооть и тихо спросил:
– Что случилось?
– Понятия не имею. Отпусти… Все смотрят. Ты меня и так подставил.
В коридор я вылетела с такой проворностью, словно меня подгоняли раскаленной сковородкой. Впрочем, взгляды однокурсников действительно жгли
В ректорский кабинет я входила с опаской, чувствуя, как oт дурного предчувствия в животе завязался крепкий узел. Помимо самого хозяина кадемии за столом меня ожидал хмурый, как туча, отец и незнакомый мужчина в темном строгом костюме. Атмосфера царила напряженная, все заметно нервничали.
– Добрый день, - вымолвила я, переступая через порог, и вопросительно глянула на родителя, но он просто опустил голову.
Перед мысленным взором моментально пронеслось воспоминание, как меня вызвали в кабинет директора лицея и объявили, что я освобождена от занятий, потому что умерла мама. Неожиданно в голову пришла мысль, что у нас кто-то снова умер,или взорвался дом, и погибла вся семья, кроме меня и отца, даже болонка Кнопка, в которой я, как ни странно, успела привязаться.
– Присаживайтесь, Валерия. У капитана к тебе есть несколько вопросов, – указал мне ректор на мягкий стул с дорогой обивкой возле длинного полированного стола. На крышку такогo было страшно положить руки, чтобы не оставить следов от пальцев.
– Что-то случилось?
– Случилось, – произнес капитан.
Я ожидала, чего угодно, но только не того, что передо мной положат блокнот с записями и открытую коробку с разобранным «Сердцем Абриса». Учитывая, что после вторжения Григория Покровского в спальню, артефакт и расчеты были сданы в ячейку хранилища, а ключ спрятан в шкатулке с мамиными драгоценностями, то сказать, что я удивилась – былo ничего не сказать, но постаралась сохранить хотя бы внешнюю невозмутимость.
– Откуда у вас эти вещи? – со спокойным достоинством спросила я и выразительно уставилась на отца. Он смотрел в окно, и виноватым видом словно пoдтверждал догадку – в участок артефакт сдали или Полина, или Анна.
– Что это? – спросил страж.
– Блокнот и разобранный хронометр, – ответила я.
– Хронометр был сделан в брисе, блокнот исписан на абрисском языке, – с нажимом начал блюститель порядка.
– Ваш отец уже подтвердил, что обе вещи принадлежат вам.
– Это преступление? – изогнула я брови и без пиетета посмотрела в глаза стража.
– Иметь абрисские карманные часы или знать абрисский язык? Покажите мне закон, в котором написано, что королевский подданный не имеет права ни на тo, ни на другое. Я не понимаю сути претензии.
Страж быстро покосился на моего отца, как будто пытался проверить, насколько вызовет недовольство в родителе, если на дочь начнут по-настоящему давить. Правда, непонятно чего пытаясь добиться.
– Помня ваши прошлыe увлечения, госпожа Уварова, мы предполагаем, что вы снова перемещались через границу, чем нарушили статью…
Я рассмеялась. Стоило прикусить язык, но от злости и нервного напряжения у меня вырвался истеричный хохот. Мужчины единодушно oпешили, но в Абрисе мне приходилось сталкиваться с людьми пострашнее.