Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Караул! Ведь мне шестьдесят,
Я — закладка из Книжной Руси!
Бередит нафталинную плешь,
Как былое, колпак больничный...
Кто-то черный бормочет: «Съешь
Гору строк, свой обед обычный».
Видно я, как часы, захворал,
В мироздании став запятою,
И дочитанный Жизни журнал
Желтокожей
280
«Я здесь»,— ответило мне тело, —
Ладони, бедра, голова, —
Моей страны осиротелой
Материки и острова.
И, парус солнечный завидя,
Возликовало Сердце-мыс:
«В моем лазоревом Мадриде
Цветут миндаль и кипарис!»
Аорты устьем красноводным
10 Плывет Владычная Ладья, —
Во мгле, по выступам бесплодным,
Мерцают мхи да ягеля.
Вот остров Печень. Небесами
Над ним раскинулся Крестец.
В долинах с жёлчными лугами
Отары пожранных овец.
На деревах тетёрки, куры
И души проса, пухлых реп,
Там солнце — пуп, и воздух бурый
20 К лучам бесчувственен и слеп.
Но дальше путь, за круг полярный,
В края Желудка и Кишок,
Где полыхает ад угарный
Из огнедышащих молок,
Где салотопни и толкуши,
Дубильни, свалки нечистот,
И населяет гребни суши
Крылатый, яростный народ.
О плотяные Печенеги,
30 Не ваш я гость! Плыви, ладья,
К материку любви и неги,
Чей берег — ладан и кутья!
Лобок — сжигающий Марокко,
Где под смоковницей фонтан
Мурлычет песенку Востока
Про Магометов караван,
Как звездотечностью пустыни
Везли семь солнц — пророка жен, —
От младшей Евы, в Месяц Скиний,
40 Род человеческий рожден.
Здесь Зороастр, Христос и Брама
Вспахали ниву ярых уд,
И ядра — два подземных храма
Их плуг алмазный стерегут.
Но и для солнечного мага
Сокрыта тайна алтарем.,.
Вздыхает
Под ясновидящим пером.
И, возвратясь из далей тела,
50 Душа, как ласточка в прилет,
В созвучий домик опустелый
Пушинку первую несет.
Между 1916 и 191
8281
Плач дитяти через поле и рек^,
Петушиный крик, как боль, за версты,
И паучью поступь, как тоску,
Слышу я сквозь наросты коросты.
Острупела мать-сыра земля.
Загноились ландыши и арфы,
Нет Марии и вифанской Марфы
Отряхнуть пушинки с ковыля, —
Чтоб постлать Возлюбленному ложе,
Пыльный луч лозою затенить.
Распростерлось небо рваной кожей, —
Где ж игла и штопальная нить?
Род людской и шила недомыслил,
Чтоб заплатать бездну или ночь;
Он песчинки по Сахарам числил,
До цветистых выдумок охоч.
Но цветы, как время, облетели.
Пляшет сталь, и рыкает чугун.
И на дымно-закоптелой ели
Оглушенный плачет Гамаюн.
Между 1916 и 191
8282
Где рай финифтяный и Сирин
Поет на ветке расписной,
Где Пушкин говором просвирен
Питает дух высокий свой,
Где Мей яровчатый, Никитин,
Велесов первенец — Кольцов,
Туда бреду я, ликом скрытен,
Под ношей варварских стихов.
Когда сложу свою вязанку
Сосновых слов, медвежьих дум?
«К костру готовьтесь спозаранку!» —
Гремел мой прадед — Аввакум.
Сгореть в метельном Пустозерске
Или в чернилах утонуть?
Словопоклонник богомерзкий,
Не знаю я, где орлий путь.
Поет мне Сирин издалеча:
«Люби, и звезды над тобой
Заполыхают красным вечем,
Где сердце — колокол живой».
Набат сердечный чует Пушкин —
Предвечных сладостей поэт...
Как Яблоновые макушки,
Благоухает звукоцвет.
Он в белой букве, в алой строчке,