Сердце фейри
Шрифт:
— Я был бы хорошим королем, — сказал Эмонн. — Но не стал бы великим королем.
— Времена меняются, — Бран вскочил на ноги, обошел комнату, посмотрел на хрустальные графины на столе Эмонна хитрым вороньим глазом. — Что сделаешь с девчушкой?
Эмонн опустился на оставшийся стул.
— Не знаю.
— Отправишь ее домой?
Стакан в руке Эмонна разбился. Бран склонил голову на бок.
— Вряд ли. Если не отправишь домой, то что сделаешь с ней?
— Я еще не решил.
— Есть идея.
— У тебя? —
— Напомни себе, как ощущается, когда тебя хочет женщина. Это поможет.
— Она не хочет меня. Она боится меня. Других эмоций в ней при виде меня нет.
— Любопытно. Так не казалось, когда ты пытался поглотить ее.
— Что? — Эмонн покраснел от смущения и гнева. — Ты следил.
— Я всегда слежу, — Бран постучал по черным перьям вокруг его глаза. — Но важнее то, что я вижу то, чего не видел ты. Алкоголь затуманил тебе разум, но не мне. Она хочет тебя, друг. Почти так же, как ты ее.
— И что мне с этим делать? Ты просишь продумать план войны, а потом отвлекаешь женщиной! — Эмонн бросил осколки на пол. — Мужчина может только что-то одно, Бран.
— Я могу тебе помочь. Хоть я предпочел бы задание с отвлечением твоей леди.
Эмонн зарычал.
— Спокойно, — Бран поднял руки, сдаваясь. — Шучу. Тебе нужно дождаться, пока твой брат не сделает первый ход, а он сделает, поверь. Зачем, думаешь, я был у Неблагих?
Эмонн хотел в него чем-то бросить.
— Ты таким разговором доходил до ответа про Неблагих? Хватит, фейри!
— Еще нет. Я хочу узнать, что ты сделаешь с Сорчей.
— Я не хочу, чтобы ты свободно использовал ее имя.
— Думаю, она крепче, чем ты думаешь. В ее венах нет крови фейри, что есть что-то, что придает ей стальную решимость. Что ты будешь с ней делать?
— Не знаю, — простонал Эмонн. — Оставь меня в покое, и, может, я решу!
— Ты дал ей комнату королевы, но не знаешь, что хочешь с ней сделать, — цокнул Бран. — Ты непонятен, друг. Простая женщина, не против тебя, рядом с тобой, а ты прячешься в башне.
— Ты закончил описывать мою любовную жизнь?
— Этому нет конца.
Эмонн смотрел на портрет матери и просил терпения. Он всегда плохо умел ждать. Поле боя не учило терпению.
— Бран.
— Ладно, твой брат следил за тобой, ты знаешь, и девушка тревожит его. Он думает, что счастливая жизнь заставит тебя вернуться.
— Он — дурак.
Бран фыркнул.
— Дурак, но прав.
— Она не изменит мои действия или решения.
— Ты стал чаще покидать башню с тех пор, как она прибыла. Такого не было за все время в Гибразиле. И ты думаешь о войне с братом.
— Я думал об этом и до ее появления.
— Но теперь собираешься действовать. Она мило смотрелась бы с короной на голове, — Бран изобразил, как опускает тиару на свою отчасти бритую голову.
— Она —
— И что? Оставь хоть раз в жизни честь и глупое чувство правильного и неправильного! Война будет, выберешь ты это или нет. Радуйся последним дня свободы. Скоро начнется резня.
Перья на лице Брана встали дыбом, покрыли его кожу. Он изменил облик в зверя. Он каркнул и улетел в окно.
Эмонн был рад избавиться от него. Он не мог терпеть, когда Неблагой постоянно предлагал ему отправиться домой.
Что ему оставалось? Украденный трон, близнец, что ненавидел его, королевство, считающее, что он их бросил! Тут ему было о ком заботиться.
Он сжал кулаки, желудок сдавило. Он скучал по дому. Странно было скучать до боли в сердце. Но это место не могло сравниться с красотой Тир-на-нога.
Он прошел к портрету матери.
— Даже ты не хотела меня дома. Ты ничего не сделала, когда Фионн повесил меня на площади. Наш народ веселился днями, пока я висел и не мог умереть, потому что защищали кристаллы на горле, — он ткнул ее пальцем. — Ты даже не обрезала веревку.
Воспоминание жалило, резало даже после сотни лет. В ее глазах стояли слезы, когда их взгляды пересеклись, но она не помогла сыну. Первому сыну. Любимому принцу-воину, который резал мир для нее.
Его мать показала истинные краски. Как и его отец, который даже не взглянул на повешенного сына. Три дня. Три дня он раскачивался на ветру, терпел клевки ворон и крики хищников.
Он не дался им.
Смерть не пришла за ним. Он не сдался тем, кто предал его. Эмонн выжил. Он всегда был в этом хорош.
Фионн ненавидел его, он был уверен. Что-то гнило в его близнеце, и Эмонн не мог этого изменить. Братская любовь давно пропала.
Эмонн прижался руками к стене рядом с матерью и прижался лбом к холодному камню. Какой у него был выбор?
Лица фейри острова плясали за его веками. Их изгнали за многое. За кражу у Туата де Дананн. За поклонение не их господину. За походы к семье во время работы.
Ничего серьезного, вроде убийства. Их повесили бы за такое.
У этого места не было цели, кроме наказания, что было хуже смерти. Голос Фионна зазвучал в его голове: «Оставьте его гнить».
Это он и делал. Он мог покрыться ракушками, а не кристаллами. Эмонн просто сидел и ждал, когда пройдет время.
Он посмотрел через плечо, поймал холодный взгляд матери.
— Я иду домой, мама.
* * *
Сорча брела по коридорам, плела из лаванды лиловый венок. Брауни были заняты готовкой, почти не развлекали ее. Она пыталась поговорить с одним из селки, но он ушел на рыбалку, чтобы пополнить их запасы.
Каждый день приносил разочарования и скуку. Она выдохнула, высунув язык, пока заканчивала венок. Лаванда отлично подходила, но маленькие цветочки порой опадали раньше, чем она успевала закончить.