Сердце и корона

Айнгорн Алекс А.

— Если бы я считала необходимым заключить вас под стражу, я бы не тратила время на эти разговоры. Но раз я пригласила вас, то, наверное, я жду от вас пояснений.

— Что тут пояснять? Вы же все прочитали, — зло огрызнулся Орсини.

— Ланьери, — она готова была ответить резкостью на резкость, но смягчилась раньше, чем успела высказаться. — Вы… Перестаньте в конце концов. Никто вас пока не обвиняет. Это всего только слова. Слова безликого шпиона из тайной полиции против ваших. Я, со своей стороны, не верю, — жестко заметила она, — что человек, дружбу которого Антуан ценил столь высоко, мог оказаться обычным вором.

Орсини брезгливо коснулся рукой доноса.

— Это

было, — выговорил он, сделав над собой усилие.

— Вы — вы брали деньги из казны? Пошли по стопам Гренгуара?

— Нет! Я не прикасался к казне.

— Не понимаю.

— Я передавал эти проклятые деньги, правда, но я ничего у вас не крал! Ни единого ливра, ни единого сантима!

Изабелла невольно повысила голос.

— Орсини, я устала вытягивать из вас слова клещами! Вы можете рассказать все и по порядку?!

Его прорвало, словно кто-то разрезал сжимавшие его путы.

— Да, все так и было! А что мне оставалось? Жаловаться на самого могущественного человека в государстве? И кто бы мне поверил? Мне пришлось откупиться от него!

— Но у вас не могло быть такой суммы!

— Я… — его голос стих. — Антуан помог мне…

Упоминание о Рони-Шерье заставило обоих на время умолкнуть, и щеки королевы разгорелись румянцем.

— Вы взяли деньги у Антуана?

— Он… он заложил кое-какие земли на год. Я оставил ему расписку. Она… должна быть где-то в его бумагах. Но я бы непременно вернул ему долг. Непременно. Он знал это.

Гнев, исказивший черты королевы, рассеялся, и ее лицо выразило удовлетворение собственной проницательностью. Где-то так она себе и представляла происшедшее. Ее голос вновь стал бархатистым.

— Я не стану обвинять вас в недоверии ко мне, но признайте, насколько проще вам было бы не поддаваться на хитроумные уловки своих коллег и не рисковать своим добрым именем.

Его тонкие губы тронула недоверчивая кривая улыбка.

— Удивляюсь, что граф де Рони-Шерье не отговорил вас от участия в этой авантюре. К несчастью, я уже не смогу попенять ему… — на мгновенье из-за туч величия, которыми окружила себя Изабелла, сверкнула женщина, обыкновенная женщина, и тоска в ее глазах не могла не вызвать сочувствия. Орсини шагнул к ней.

— Вы не должны говорить так. Его тела не найдено. Возможно, еще не все потеряно. Может быть, он лишен свободы или тяжело ранен, но ведь никто не видел его мертвым.

— Вы действительно так думаете?

— Не знаю… — он смущенно отвернулся. — Но я отправил людей в окрестности Сен-Жюв с подробным описанием Антуана.

Он отправил людей! Кто, в конце концов, король в этой стране? Изабелла невольно покраснела.

— И что?

— Ничего. Пока ничего.

Она подавила всколыхнувшееся было раздражение, невольно признавая его правоту и стыдясь за себя.

— Я благодарю вас, Ланьери. Боюсь, я больше думала о мести и бросила все силы на розыски виновников.

— Это так по-королевски.

Она подозрительно покосилась на него, пытаясь определить, хотел ли он уязвить ее, но бесстрастное лицо интенданта финансов ничего не выражало.

— Я могу идти?

— Да. Нет, постойте, — спохватилась Изабелла. — Я хочу, чтобы вы забыли об этой истории, — она указала на донос, оставшийся лежать перед ней. — Не нужно ни скандалов, ни разоблачений, ничего. Я догадываюсь, о ком здесь идет речь. Видите ли, хотя полагают, что в старости к человеку приходит истинная мудрость, не всегда так бывает. Иногда на склоне лет у человека, много лет отдавшего верному служению правде, появляются странности и капризы, которых не было раньше. И как они не безобразны, они

не перечеркивают целую жизнь беззаветной преданности. Он скоро отойдет от дел, и я бы хотела, чтобы он ушел с миром. Просто забудьте все, а если нечто подобное повторится — не обращайте внимания. Ничего он вам не сделает.

— Хорошо, — Орсини коротко кивнул.

Легкий сквозняк снаружи немного остудил его. Пики стражников, карауливших у порога королевского кабинета, вновь сомкнулись у него за спиной. Он распахнул вторую дверь, снежно-белую с золотом, и оказался в коридоре. Мягкий бордовый узорчатый ковер на полу заглушал шаги, чтобы никто не побеспокоил королеву, когда она занята. Он неслышно прошел в свои покои, расположенные этажом выше, запер дверь и почти без сил откинулся в кресле. Радости не было. Не было и облегчения. "Бог мой, где бы ты ни был, Антуан, на этом свете или на том, ты снова помогаешь мне",

— промелькнуло в сознании. "Глупец! — выругал он себя. — Ты ничего не понимаешь в людях. Она поверила тебе! Не Сафону. Не старому Ги. Не тайной полиции. Тебе. Поверила на слово, не ища доказательств. Только потому, что Антуан поручился за тебя когда-то. Глупец!"

– ----

Изабелла искала Бустилона. Она надеялась отомстить и утешиться этим. Бустилон и д’Антони стали самыми известными людьми в стране. За их головы была назначена столь высокая награда, что тысячи людей, бросив свои дела, кинулись искать преступников. Потому, не было ничего странного, что не прошло и двух недель, как их нашли. Бустилон и его приспешник, переодевшись в монашеские рясы, намеревались переждать суматоху на родине виконта. Теперь для них не осталось никакой надежды. Изабелла отдала приказ казнить обоих, причем путем четвертования, давно позабытого в стране Франциска Милосердного. Орсини пытался отговорить ее от ненужной жестокости. — Как вы будете жалеть об этом, ваше величество!

— твердил он ей перед казнью, но она не стала его слушать.

Дальше — больше. Она пожелала присутствовать при казни, распорядившись, чтобы ей и ее фрейлинам, кроме только Луизы де Тэшкен, приготовили балкон, откуда они смогут наблюдать казнь от начала и до конца. Она просто обезумела от ярости.

Орсини, который после разыгравшейся трагедии обрел в глазах Изабеллы неприкосновенность как друг Антуана, пытался образумить ее, напомнить ей, кто она такая и кто Бустилон, и что негоже ей лично принимать участие в покарании преступника негосударственного масштаба. Но до нее невозможно было достучаться. Изабелла желала мстить.

Первым казнили д’Антони. Он успел закричать, и его изуродованное и искалеченное тело осталось лежать у ног палача. Изабелле стало не по себе. Только тогда начала она приходить в себя, осознав, почему ее так настойчиво отговаривали. Ей не хотелось смотреть на смерть. Фрейлины были расстроены. Многие из них тайком грезили о Бустилоне, хотя тот же Рони-Шерье был гораздо привлекательнее и внешне, и нравом, но дамы упорно предпочитали Бустилона. Между тем, увидев, как погиб Антони, Бустилон впал в отчаяние. Он стал отбиваться от рук палачей и вопить, взывая к милосердию. Ему больше не было стыдно перед толпами людей, заполнивших площадь и глядевших на него а ожидании Зрелища. Разбросав палачей, он упал на колени и, простирая руки к балкону, где сидела королева, кричал, умолял и грозил. Он не хотел, чтобы его казнили. Он кричал о своем раскаянии и молил о прощении. Но королева не двинулась с места. На Бустилона накинулись палачи и привязали его за руки и ноги к цепям, наброшенным на лошадей, готовых разорвать его на части. Еще секунда — и все было бы кончено, как вдруг кто-то закричал: