Сердце разбитой кометы

Луганцева Татьяна Игоревна

– Чем? – поинтересовался он, с удовольствием выпуская сигаретный дым.

– Тем, что отвлекаю тебя от твоих вычислений? – уточнила она.

– Тонечка, ты мне не помешаешь абсолютно. Я буду рад быть с тобой. Сам хочу сходить в Эрмитаж. А мои вычисления… Ты им совсем не повредишь, я же говорю, они все время со мной. Поэтому мы пойдем куда угодно и на сколько хочешь.

Сказано – сделано. После завтрака они оделись и вышли из отеля. Антонину сразу же пронзил холодный

северный ветер. Она поежилась и подняла воротник.

– Почему без перчаток? – спросил Трофим.

– Я не думала, что здесь так холодно. А перчатки сейчас бы не помешали, – согласилась она.

Трофим решительно взял ее руку и засунул себе в карман, чтобы согреть и не оставлять ее на этом студеном, пронизывающем ветру. Это выглядело очень трогательно. Антонина ощутила заботу, и согрел ее не карман, конечно, а рука Трофима, которая сжимала ее ладошку. «Вот так бы шла и шла с ним просто по улице, и зачем нам музей? Там снимем верхнюю одежду, и уже не будет его кармана, его руки», – поймала себя на мысли Антонина.

– О чем думаешь? – тихо поинтересовалась Тоня, заметив, что и Трофим погрузился в свои мысли.

– Вот черт! Не могу сосредоточиться на работе, я теперь все время думаю об этих убийствах.

– Тебе нельзя отвлекаться, – напомнила Антонина. – Ты – единственный шанс человечества на спасение.

– Да уж! – засмеялся Трофим.

Антонина провела один из самых счастливых дней в жизни. Держась за руки, они с Трофимом полдня бродили по Эрмитажу. Антонина, как творческий человек, в таких местах всегда находила умиротворение.

– Одно слово – красота! – отметила Тоня, когда они вышли на улицу. – А знаешь, я уже успела побывать в частном художественном музее, мне там тоже очень понравилось.

– Это тот, что напротив нашего отеля? – уточнил Трофим. – Я в очень хороших отношениях с их директором. Хочешь, туда пойдем? – предложил он.

– Вроде недавно была, – ответила Тоня, но ее сердце радостно застучало. – Хотя меня приглашали приходить сколько угодно. Этот Геннадий Альфредович, похоже, со всеми в хороших отношениях. Позитивный человек.

– Вот сейчас мы к нему и завалимся в гости, – предложил Трофим.

– Только хобби у него странное, – сказала Тоня.

– Что?

– Да так, я о своем, – отмахнулась она.

Когда они уже подходили к музею, Трофиму кто-то позвонил. Звонивший говорил очень громко, даже несколько истерично, и Трофим немного отстранил трубку от уха и поморщился.

– Тоня, я должен отъехать. У меня дела, – сказал он, закончив разговор, и почему-то она этому не удивилась. – Наш поход в музей откладывается. Вот как всегда!

– Почему откладывается? Твои дела, ты и поезжай. Я-то при чем? – пожала она плечами. – Я пойду…

– Мы же решили держаться вместе. Я тебя не оставлю, и ты будь

рядом, чтобы я за тебя не волновался.

– Трофим, я отсижусь в музее. Что со мной там может случиться? Я, если честно, безумно устала, у меня ноги отнимаются, – сказала Антонина.

– Ладно, – согласился Трофим, подводя Тоню к входу в музей. – Геннадию Альфредовичу от меня привет, – сказал он и, озабоченно посмотрев на часы, поспешил в противоположную сторону.

Он и не заметил, как Тоня еще долго зачарованно смотрела ему вслед.

Антонина решила не пользоваться блатом, ей было неудобно. Она купила билет и сразу же пошла в кабинет директора. Там она обнаружила только Валентину Петровну, бледную и растерянную.

– Здравствуйте. Можно? – спросила Антонина, вежливо застыв в дверях.

– Тонечка?! – близоруко прищурилась старушка. – Конечно! Очень рада вас видеть! Всегда рада! Заходите, пожалуйста! – И Валентина Петровна принялась собирать бумаги на своем столе.

– У вас что-то случилось? – спросила Антонина, которая сразу отметила необычный вид Валентины Петровны.

– Почему спрашиваете? – напряглась пожилая женщина.

– Выглядите расстроенной, – пояснила Тоня.

– Я? Что вы! Ерунда! Мелкие неприятности. Присаживайтесь! Это все поправимо…

– А Геннадия Альфредовича нет?

– Ушел куда-то со словами: «Я должен вернуть свое».

– Свое? – не поняла Антонина.

– Да, именно так и сказал. Вернется, наверное. А мы пока тут поворкуем, – ответила Валентина Петровна, и Антонина не заметила, как на столе появилась бутылка водки с изображением Петра Первого.

– Ой, нет! – даже вздрогнула она. – Что же это такое? Я вообще не пью! А тут, как приехала к вам, только и делаю, что прикладываюсь к рюмке!

– Да мы по чуть-чуть! Уважьте старуху. Вы правы, у нас тут такое случилось, ой, случилось, – покачала головой Валентина Петровна, сразу же меняя тактику.

– Что случилось? – спросила Антонина.

– Выпьем! Тогда скажу! – Валентина Петровна ловко откупорила бутылку под тяжелый вздох Тони.

Сказано – сделано. Валентина Петровна подперла голову рукой и снова придвинула к себе кипу бумаг, из которой в разные стороны торчали листки с какими-то числами.

– Похоже, что мы банкроты, – выдавила она с большим трудом.

– Кто? – не поняла Антонина.

– Музей! Наш музей! Вот куча бумаг, подтверждающих, что музей нерентабелен. Чертов кризис! Мы ведь не Эрмитаж, который может себе позволить невысокие цены на билеты с таким-то потоком посетителей. Да и государство их поддерживает! А мы на полном самообеспечении, сами отвечаем за свои экспонаты, за свой бюджет.

– И дела плохи совсем? – сочувственно спросила Антонина.

Валентина Петровна кивнула.