Сердце Сапфо
Шрифт:
Услышав это, фараон насторожился. Чем они богаче, тем больше любят получать подарки от своих подданных.
Эзоп беспокойно закашлялся.
— Царь, мы должны обсудить это щедрое предложение. Почему бы нам не отпустить дам?
Меня и Родопис проводили в маленькую комнату по соседству с тронным залом фараона, где мы под бдительным оком придворных начали перешептываться.
— Я встретила там твоего друга, — язвительно прошипела Родопис. — Еще одного широко известного поэта-изгнанника.
— Алкея?
— Его самого. Он, может быть, и путешествует
— Ты лжешь!
— Да нет. Я сама испытала радости любви в его постели, и — Афродита мне свидетельница — он такой любовник, что даже богини встали бы в очередь перед его постелью.
Мне это, конечно, было известно, и я испытала укол ревности. Я не возражала против того, что Алкей получает удовольствие с мальчиками, но вся кипела, услышав, что он получал удовольствие и с Родопис. Я старалась не выдать своих чувств.
Наконец Эзоп вызвал нас к фараону. Мы предстали перед Нехо.
— Спасибо тебе, Родопис, за твое щедрое предложение, но посланниками фараона в Дельфы отправимся мы с Сапфо, — сказал Эзоп. — Сапфо знает Дельфы не хуже Родопис, если не лучше.
Я держала язык за зубами. Слова могли выдать мою радость. Может быть, на сей раз я застану в Дельфах Алкея, и мы с ним найдем способ вернуться на Лесбос к нашей дочери. Мне было невыносимо пророчество оракула о том, что моя дочь вырастет без меня. Как она будет расти без матери? И как я буду жить без нее?
11. На море
Не рой ям другим —
Ты рискуешь сам в нее упасть.
Когда мы вышли за пределы дворца, где можно было говорить свободно, я спросила Эзопа:
— Как ты убедил его отпустить нас?
— Я думал, это ты убедила его, бередя разговорами о персах и лидийцах.
— Это сделала Родопис, — сказала я. — Мне неприятно это признавать, но кое-какие вещи она умеет делать неплохо. Она напугала его рассказом о том, что другие правители отправили своих посланников к оракулу. Он явно боится, что они что-то узнают в Дельфах и получат преимущество перед Египтом.
— Мужчина показывает свою ахиллесову пяту женщине. Но перед другими мужчинами выставляет себя неуязвимым, — заметил Эзоп.
— Если это кому известно, то Родопис — в первую очередь, — ответила я. — С неохотой признаю, что я в восторге от нее. Иногда мне даже кажется, что я немного в нее влюблена. В ней есть какой-то огонь. У нее дар Афродиты. Я даже могу понять, почему моих братьев влекло к ней. Меня и саму влечет. Любопытно, правда, что эротическое влечение не имеет ничего общего с великодушием и добротой. Напротив, доброта и великодушие могут убить влечение. Будь проклята Афродита! Будь проклят ее коварный сын.
— Значит, ты хочешь быть похожей на Родопис, — сказал Эзоп.
— Да!
— В ее светловолосой красоте нет ни грана той исключительности, которая присуща твоей
— Значит, ты считаешь меня красивой?
— На совершенно особый манер, — сказал Эзоп. — Часть твоей красоты — это твой острый ум. Твои глаза бездонны. Они, кажется, видят все.
Мне стало неловко от этих восторженных слов.
— Как и твои, — сказала я ему. — Ты самый выдающийся учитель из тех, что у меня были.
— Я бы предпочел быть твоим любовником, а не учителем, — ответил он. — Но я возьму все, что ты готова дать.
Я оставила это без внимания. Мне было неловко слышать о том, что он вожделеет меня, ведь я все еще тосковала по Алкею. Я знала, что Эзоп меня любит, но старалась не замечать этого. Я переменила тему.
— Позволь мне напомнить, что ты не был абсолютно прав касательно Родопис. Рок не постиг ее. Она по-прежнему процветает.
— Пока еще не постиг. Подожди, Сапфо. Ты слишком нетерпелива. Родопис стоит на краю змеиной ямы. Она просто еще не знает этого.
— Сирена и змеиная яма!
— Подожди — и ты увидишь, как сбудется мое пророчество!
Я пожала плечами.
— Поверю, когда увижу.
— Мои притчи всегда сбываются. Как и твои песни.
— Значит, ты уверен, что твои притчи — пророческие?
— Абсолютно уверен. А ты разве не уверена, что твои песни всегда угождают богам?
— Конечно уверена!
Однако моя уверенность вовсе не была такой уж твердой. Мне не хватало наглой самонадеянности Родопис.
Я сочинила гневную песню о моем брате Хараксе и о том, как его обманула Родопис, но мое творение мне не понравилось, и я порвала папирус на мелкие кусочки. Много лет спустя мои последователи нашли фрагменты этой песни и использовали их как доказательство скандальной связи между мной и братом. Нет, не достаточно порвать отвергнутый черновик. Его нужно сжечь!
В последующие недели фараон подготовил для нас корабль и дал нам пятьдесят самых выносливых гребцов-нубийцев, самого знающего адмирала, поваров и слуг. Он организовал несколько обсуждений, на которых вместе с советниками подготовил самые подробные вопросы для оракула. Мы должны были спросить одно, спросить другое, а потом непременно спросить третье. Бурными были дебаты о Пифии и о том, как наилучшим образом выудить из нее сведения о будущем. Некоторые из министров фараона хотели присоединиться к нашей экспедиции. Кому же не хочется побывать в Дельфах? Поначалу я боялась, что фараон разрешит им. Но мудрость Эзопа, как всегда, спасла нас.
— Поскольку Пифия гречанка и говорит по-гречески, появление варваров может ее оскорбить. Нет-нет, царь, твои советники весьма мудры. Они очень мудры, даже мудрее греков, но они не говорят на языке Пифии. Давайте будем осторожны, чтобы случайно не оскорбить ее.
Фараон задумался ненадолго, потом согласился.
— Да, лучше не оскорблять Пифию, — сказал он.
— Пифия необыкновенно жадна до золота, — сказал Эзоп. — Как и ее помощники. Мы должны быть готовы к этому.