Сердце Скал
Шрифт:
— Вместе с особняком графа Ариго, — пояснил Дик без всяких эмоций. — Фанатики подожгли все дома знати на площади Леопарда. Монсеньор завел Авнира в особняк за несколько минут до того, как он рухнул.
— Но разве это не означает, что за погромами стоял не Дорак? — спросил Робер, потирая виски.
— А разве то, что монсеньор ничего не делал полдня, не означает, что виной всему был именно Дорак? — ответил Ричард с неожиданной злостью. — Да, монсеньор вмешался, но из-за чего? Только из-за того, что подлец перегнул палку.
Робер промолчал, не зная, что отвечать. Да уж, интересные
— И чем же все это кончилось? — спросил Робер, предчувствуя, что после такой присказки сказка окажется совсем омерзительной. — Не могло же всё это сойти Дораку с рук?
Ричард поднял голову: в его потухших, серых, словно присыпанных пеплом глазах, внезапно зажглись зловещие искорки, словно огоньки, предвещающие извержение вулкана.
— Дораку? — вкрадчиво спросил он тоном, неожиданно напомнившим интонации Ворона. — А при чем здесь Дорак? Разве имеет значение, что Авнир получил благословение на подстрекательство от своего кардинала? И разве важно, что он несколько недель открыто подбивал весь сброд столицы на возмущение? Что с вами, Робер, да это же пустяки! Дорак даже не думал оправдываться. Оправдывался граф Ариго.
— При чем здесь Ариго? — искренне удивился Иноходец. — Ведь ты сказал, что его дом сгорел? Разве он не пострадавший?
— Разумеется нет, — зло выплюнул Дик. — Его особняк сгорел дотла, это верно. Но, сжигая там Авнира, монсеньор обнаружил, что граф вывез из дома все вещи и мебель. Вот этот факт показался Совету куда более зловещим, чем какие-то там фанатичные проповеди! Братьев Ариго обвинили в измене и бросили в Багерлее. Граф, правда, клялся, что незадолго до Октавианской ночи он получил анонимное предупреждение и принял те меры предосторожности, какие мог, но кто стал бы ему верить! Уж точно не Дорак и не Алва.
Дикон снова уткнулся взглядом в серый валун. Робер вздохнул, понимая, что самое тяжелое ему еще предстоит выслушать.
— И из-за этого ты решил отравить Ворона? — осторожно спросил он.
Дик медленно поднял голову. Движение это вышло таким тягучим и тяжелым, словно голова его налилась весом камня, на который он только что смотрел.
— Нет, — с трудом выговорил он. — Тогда я еще надеялся… Я думал, что Алва хоть и покрывает Дорака, он все же не заодно с ним. Но через месяц… Через месяц эр Авг… то есть граф Штанцлер рассказал мне еще кое-что.
— Что именно? — выдохнул Робер: вот она, начинается самая мерзость!
— Он сказал, что епископ Оноре убит… Его преосвященство сумел выбраться из Талига, но почти сразу на границе на него напали. Дорак добрался-таки до него.
— Подожди, Дикон, — остановил юношу Робер. — Я понимаю твои чувства, но нужно быть справедливыми. Какая выгода Дораку от этого убийства да и от всей олларианской резни, если уж на то пошло?
— Я спросил у эра Августа то же самое, — ответил Дик прямо. — И эр Август показал мне список. Помните, Лига обвинила епископа Оноре в отравлении святой воды? И как графа Ариго и графа Энтрага посадили в Багерлее за то, что это они якобы устроили резню своим собственным единоверцам?.. Намерения Дорака очевидны.
— Королева? — машинально повторил Робер, поражаясь масштабу лжи.
— Дорак хочет обвинить ее в супружеской неверности, — скривившись, словно надкусил лимон, пояснил Дикон. — Он готовит ее развод с королем. И… принц Карл, вероятно, будет объявлен ублюдком.
— Что за бред, Дикон? — с досадой воскликнул Иноходец. — Неужели ты сам в это веришь?
— Я не поверил бы, если бы не видел Октавианской ночи, — хмуро отозвался мальчишка. — Дорак готовит для Оллара другой брак, с наследницей Ургота.
— Это тебе тоже Штанцлер сказал? — поинтересовался Робер с прежней досадой. — Или это сам Дорак поделился с тобой своими тайными планами?
Ричард с вызовом вскинул глаза, словно хотел что-то сказать, но промолчал.
— Выбрось все это из головы, Дикон, — решительно произнес Робер, встряхиваясь всем телом, словно сбрасывая с себя груз чужих мерзостей. — Ты говоришь: Штанцлер показал тебе список? А откуда у него могла взяться подобная бумага? Разве Дорак имеет привычку разбрасывать такие вещи где ни попадя? А если Штанцлер тычет тебе ею в нос, значит, всё это бесстыжая брехня прожженного интригана!.. Чего он от тебя хотел?
— Чтобы я спас королеву, — мертвым голосом ответил Дикон. — Чтобы я спас всех. Он хотел, чтобы я отравил монсеньора.
— Мерзавец! — с чувством выругался Робер.
Ричард словно бы не услышал. Медленно, будто нехотя, он сунул руку в карман и извлек оттуда старинный золотой перстень с крупным красным камнем.
— Я должен вернуть вам вашу фамильную драгоценность, эр Робер. Я… не сумел ею воспользоваться.
Робер недоуменно взял протянутое ему кольцо. Оно было весьма своеобразным: тусклое старое золото подчеркивало густой, насыщенный цвет шерлы, украшающей печатку, и россыпи мелких камней – они обрамляли золотую молнию, змеившуюся в правом нижнем углу. Судя по всему, кольцо переделывали несколько десятилетий назад: по виду оно было древним, но гравированную молнию добавили сравнительно недавно. Робер никогда прежде не видел этой вещи.
— Что это? — спросил он, ничего не понимая. — Почему ты отдаешь это мне?
— Разве это не ваша фамильная драгоценность? — удивился Ричард, хотя пытливый взгляд, который он устремил Роберу в лицо, делал его удивление немного наигранным. — На нем ваш родовой знак.
— Ну, знаешь ли, не всякая вещь, на которой намалевана молния, принадлежит Эпинэ, — возразил Робер. — Тем более это кольцо. Посмотри сам: оно довольно старое – такие массивные кольца делали еще в начале круга – а гравировка совсем новая. В прежние времена в золото добавляли серебро, отчего оно слегка отдавало в зелень. Теперь не так. Видишь? Разница между старым и новым металлом просто бросается в глаза.