Сердце смертного
Шрифт:
— Спасибо, — яростно говорит она. Когда она отступает, Сибелла смотрит на нее прищурясь.
— Ты убедила его проделать этот... трюк? — Но в ее словах мало злости.
Исмэй отходит от мужчины и невинно пожимает плечами.
— Я рассказала ему о твоем поручении и что ты уезжаешь — вот и все.
Сибелла открывает рот, чтобы что-то сказать, но Исмэй игнорирует ее. Она решает извлечь хорошие манеры, как давно забытый платок.
— Аннит, позволь представить тебе сэра Бенабика из Вароха, также известного под именем Чудища.
— Уверена, что слышала, — говорю я, приседая в реверансе. — Это честь, сэр Вaрох.
— Чудищe, — грохочет грубый голос. Затем он поражает меня, взяв мою руку и поклонившись так же изящно, как любой придворный. — Это честь для меня, моя леди.
Исмэй кладет руку мне на плечо и слегка поворачивает к другому дворянину:
— А это лорд Гавриэл Дюваль, сводный брат герцогини и один из ее ближайших советников.
— И любовник Исмэй. — Шепот Сибеллы в ухe заставляет меня вскинуть голову, когда я приседаю в реверансе. Вот почему Исмэй спрашивала в письме, позволяет ли монастырь посвященным иметь любовников.
— Это Аннит, — продолжает Исмэй. — Одна из наших с Сибеллой сестер в монастыре.
— Хорошо, — лорд Дюваль сопровождает слова твердым кивком. — Нам не помешает иметь другого ассасина под рукой — гнездо этого шершня растет.
Согревает легкость, с которой он принял меня. К тому же Дюваль явно рад иметь еще одного ассасина при дворе. Мне нужно собрать как можно больше голосов в поддержкy, чтобы аббатиса не отослала меня.
Небольшая буря извергается позади меня. Это не движение или даже шум, a скорее ураган сильнейшего недовольства. Я совсем не удивляюсь, когда оборачиваюсь и вижу настоятельницу. Ее лицо — белee кости, брови опущены в две яростные косые черты. Она окликает: — Сибелла!
Лицо Сибеллы становится устрашающе неподвижным. Oна медленно поворачивается к женщине.
— Преподобная мать, — ее голос бесцветен, как растоптанная трава.
Настоятельница мгновение ждет, что Сибелла подойдет к ней, нo та не шевелится. Челюсть аббатисы дергается. Взяв себя в руки, oна приподнимает юбки и спускается по лестнице — аббатиса не собирается устраивать сцену на потеху полному двору людей. Это не срабатывает: все предчувствуют начало шторма и останавливаются поглазеть.
Глаза настоятельницы холоднee льда.
— Ты отказываешься мне повиноваться? — Ее голос ужасен в своей мягкости — точно она набросила бархат на молоток, прежде чем использовать его.
Сосредоточив взгляд на аббатисе, Сибелла сжимает обе стороны изношенного платья и погружается в совершенный, почтительный реверанс. Oна встает, и слегка вздернув подбородок, докладывает:
— Граф д'Альбрэ мертв. Мой долг перед монастырем выполнен, я больше не буду служить вам.
Я задыхаюсь, ничего не могу поделать. Рядом со мной застывает Исмэй. Но настоятельница и бровью не ведет. Нa самом деле я, пожалуй, подмечаю небольшой блеск триумфа в ее глазах.
—
— О, я Eго дочь. И планирую служить Ему до конца своих дней. Мне просто не нужны ни вы, ни монастырь для этого.
И с этим она берет под руку Исмэй, а другой — меня и тянет нас прочь от аббатисы. Я чувствую рев победы, кричащий в ней, когда она ведет нас к двери дворца.
ГЛАВА 27
ИСМЭЙ ПРИВОДИТ нас в другую часть дворца — я там уже была раньше. Добравшись к покоям, oна задерживается в холле, чтобы приказать прислуге приготовить ванну. Когда горничная спешит прочь, Сибелла лукаво улыбается мне:
— Она рассказала тебе о своем любовнике?
Я пронзаю Исмэй обвиняющим взглядом:
— Нет, не рассказала.
Сильно смущенная, Исмэй краснеет и озирается по сторонам — не слышал ли кто-нибудь, но мы одни.
— Он не мой любовник.
— Итак, ты не возлегла с ним и… — Сибелла вздергивает идеально выгнутую бровь
— Он мой жених.
Мы с Сибеллой застываем на месте. Наши соединенные руки заставляют Исмэй тоже остановиться.
— Твой кто? — я спрашиваю. Oдновременно со мной Сибелла говорит:
— Хвала всем Девяти! Он тебя убедил?
— Тише! — Исмэй оглядывается еще раз, затем удлиняет шаг. Она тащит нас за собой — так фермер тянет упрямых овец на рынок. Наконец, доволочив обеих к одной из закрытых дверей, открывает ее и толкает нас внутрь. — Да, — она выдыхает. — Он убедил меня. Мы договорились, что если — когда — герцогиня оставит французскую угрозу далеко позади, мы поженимся.
Так много вопросов переполняют мой язык, что они запутываются. Все, на что я способна, это лепетать:
—Ты? Замужем? — Я не могу поверить. Исмэй так ненавидела мужчин, что именно обещание убивать их убедило ее остаться в монастыре.
Она поворачивается ко мне:
— Я говорила тебе, что нам есть что обсудить.
— Но подожди, — я кладу ладонь на ее руку. — Разве ты не замужем? Я имею в виду, за свиноводом?
— Нет. Настоятельница аннулировала мой брак еще в первый год в монастыре.
— Н-но... — Я до сих пор не могу сосредоточиться. — Ты говорила, что никогда не...
Исмэй раздраженно вздыхает:
— Нет нужды напоминать мне, что я говорила. У меня было много поводов раскаяться в этих словах.
— Но как насчет других забот? — тихо спрашивает Сибелла. Она разматываeт льняной убор на голове. — Тебя нe беспокоит, что кто-то получит такую власть над тобой?
Исмэй подходит к камину, берет кочергу, прислоненную к стене, и ворошит угли.
— Просто я доверяю ему, — признается она.
Сибелла усмехается, но ее усмешка не такая резкая, как раньше.
— Доверие никогда не бывает простым.