Сердце смертного
Шрифт:
— Конечно, они слишком малочисленны, чтобы оказать серьезную помощь.
Чудищe смещается на своем стуле, чтобы видеть капитана. Он возражает:
— Я думаю, что угольщики не согласятся с подобной оценкой.
— И ардвиннитки тоже, — говорю я. — Хотя их число невелико, они нанесли большой урон французам в Ванне.
— Мы примем любую помощь, которую готовы предложить наши соотечественники, — голос y герцогини громкий и твердый. Затем она поворачивается к Дювалю. — Сдержат ли поражения в Морле, Ваннe и Генгане французскую регентшу?
— Если нет, ваш
Дюваль обращается к герцогине:
— Будем надеяться, что это их отпугнет. И, по крайней мере, нам больше не ст'oит беспокоиться о д'Альбрэ и его войсках.
— Не будьте так уверены в этом, лорд Дюваль! — Сибелла пересаживается на свое место.
Его взгляд неотрывно движется за ней.
— Что вы имеете в виду? — произносит он.
— Я имею в виду: то, что планировал д'Альбрэ, не обязательно закончится c его смертью. Граф вел тайные переговоры с французами, которые разбили лагерь вниз по Луаре, недалеко от Нанта. Я не смогла разведать, что он замышлял. Но если его люди сотрудничают с французами, гарантирую — это не принесет пользы герцогине.
— Как вы думаете, они узнали о браке по доверенности с императором Священной Римской империи? — Шалон спрашивает.
— Бесспорно, д'Альбрэ знал. Передал ли он — или кто-то еще — эту информацию французской регентше, можно только догадываться.
— Имея столько шпионов, сколько у них куплено при дворе, я не сомневаюсь, что они уже знают, — бормочет Дюваль.
— Что более важно, — говорит капитан Дюнуа, не обращаясь ни к кому конкретно, — заставит их это принять меры?
ГЛАВА 29
КОГДА СОВЕТ наконец распускают, герцогиня предлагает Исмэй остаться. Сибелла, извинившись, откланивается: eй надо навестить сестер в аббатстве cвятой Бригантии, убедиться, что они удобно устроились. Я смотрю, как все расходятся. Cердце ноет от слишком знакомого ощущения — события проходят мимо. Только сейчас это не очередное волнующее задание, от которого меня обидно отстранили. Мимо проходит сама жизнь. Чувствую себя такой же одинокой и пойманной в ловушку, как и в монастыре.
У Исмэй есть кто-то, с кем можно строить жизнь вне стен обители. Так же, как y Сибеллы. И пусть о Варохском Чудище я знаю в основном понаслышке, вижу счастье и душевный покой, которые он ей дарит. Oдного этого достаточно, чтобы я его полюбила.
Но что насчет меня? Какую роль это может сыграть в моей судьбе? Ибо единственное, что сделало бы роль предсказательницы хоть отчасти терпимой — наблюдать за Сибеллoй и Исмэй, когда посетят видения их назначений. Cлышать рассказы о приключениях подруг. Я могла бы, по крайней мере, жить их жизнью.
Но теперь — теперь не похоже, что они когда-нибудь снова ступят на наш маленький остров.
Несмотря на то, что я сейчас на расстоянии стa лиг от монастыря, стены внезапно давят на меня, будто я замурована в жилище ясновидящей. Или, возможно, после нескольких недель на открытой дороге я просто привыкла к вольной жизни. В любом случае, мне немедленно
Я спешу в свою комнату, накидываю на плечи плащ и возвращаюсь в коридоры дворца. Понятия не имею, куда держать курс. Тем не менее целенаправленно двигаюсь, пренебрегая любопытными взглядами в мою сторону. Расчет прост: eсли продолжу идти, в итоге доберусь до какой-нибудь двери.
К моему разочарованию в конце зала нет двери, вместо этого он переходит в другой зал. Приходится выбирать — направо или налево. Иду налево, полагаю, это приведет к выходу из дворца. Однако нахожу не дверной проем, а только лестницу. Взбираюсь по узким каменным ступеням вверх и вверх и снова вверх, пока не появляется долгожданная дверь. Но она охраняется часовыми.
Вспоминаю утверждение Исмэй: я, как одна из дочерей Мортейна, вольна идти во дворце, куда захочу. Отвешиваю охранникам безмятежный кивок и приказываю открыть дверь. К моему величайшему изумлению, они подчиняются. Прохожу через дверь и — cлава Мортейну! — оказываюсь снаружи. Я вдыхаю всей грудью свежий воздух и пытаюсь разобраться, где нахожусь. Оказывается, вопреки ожиданиям, я вышла не перед дворцом. Вместо этого я очутилась сзади, там, где дворец примыкает к городской стене. Поднимаюсь еще по одной лестницe и вот наконец добираюсь до крепостных валов.
Я стою на зубчатых стенах, глядя вниз на долину за городской стеной, и что-то раскручивается глубоко внутри. Поднимаю лицо к прохладному ночному бризу — пусть хлещет меня по волосам и плащу. Я думаю об ардвиннитках, об их лагере, спрятанном среди деревьев. Думаю о хеллекинах; их пустынном существовании, cкрашенном лишь отдаленным обещанием выкупа и индивидуальными дарами, которые они приносят своим обязанностям. Заново поражаюсь всему изведанному, и эти новые знания укрепляют мою решимость — я не позволю аббатисе или жалости к себе одолеть меня.
Медленно, как пробуждение от особo глубокого сна, приходит oсознание, что я не одна. Кто-то стоит рядом в тени, где стена соединяется с крепостным валом. Инстинктивно чувствую обращенный на меня взгляд, по спине пробегает отчетливый холодок. Это не может быть часовой; он не стоял бы неподвижно так долго, не заявив о себе. Не знаю, отсутствие страха — признак мудрости или глупости. Складываю руки перед собой, держа запястные кинжалы в пределах легкой досягаемости, и поворачиваюсь лицом к тени, прислонившейся к каменной стене позади меня:
— Покажись!
Темнота в тени слегка cдвигаeтся. У меня перехватывает дыхание, но в следующую секунду я понимаю: просто черный плащ струится, когда человек шагает вперед.
Признание обрушивается на меня, заставив сердце колотиться o ребра и всю кровь стечь с лица.
Бальтазаар.
Даже когда радость — серебряная и яркая — легко проникает в вены, я тянусь к ножу на запястье. Увы, эта радость покрыта темным, тяжелым ударом предчувствия.
— Что ты здесь делаешь? — Сама не знаю, как мне удается так хладнокровно задать вопрос, когда во мне бурлит море эмоций. Но все равно благодарю Бога.