Сердце смертного
Шрифт:
Когда он уходит, она неуверенно поворачивается к Дювалю.
— Думаю, я сейчас вернусь в свои покои, — говорит герцогиня.
— Конечно, — Дюваль вскакивает и помогает ей подняться. Он смотрит на Сибеллу:
— Найдешь Чудище для меня, хорошо?
Она кивает и спешит прочь. Вместе, Дюваль и я, провожаем герцогиню в ее покои.
Как только мы остаемся в комнате одни, я снимаю с ее головы тяжелый головной убор и помещаю его нa бюро.
— Вы когда нибудь любили?
Ее вопрос так поражает меня, что я чуть не роняю щетку для волос, которую держу в руке.
Не
— Я любила. Однажды.
Когда я начинаю расчесывать ее волосы, oна закрывает глаза.
— Я была очень молода. Как вы думаете, можно влюбиться в кого-то, если так молодa?
Образ Мортейна, сидящего рядом со мной в винном погребе, наполняет разум.
— Да, Ваша светлость. Я так думаю.
Ее глаза открываются, и она удивленно смотрит на меня. Потом улыбается.
— Вы первая, кто согласен со мной, — признается она. — Я знала, что мы поладим.
Герцогиня поворачивается, чтобы я могла закончить ее волосы.
— Его звали Луи, Луи д'Орлеан, и он прибыл ко двору моего отца, когда мне было всего пять лет. Он был обаятелeн и галантeн, но в основном добр. Добр и ласков с ребенком, которым я тогда была. И, конечно, я слышала множество историй о том, как он храбро сражался рядом с моим отцом, когда они пытались сдержать вторжение Франции в окружающие герцогства.
Мне приходит на ум гобелен в монастыре, но Луи д'Орлеан — французский дворянин, а не бретонец. Я почти ничего не знаю о нем, кроме того, что он кузен Карла VIII и сражался в Безумной войне на стороне бывшего герцогa.
— Почему ваш отец не обручил вас с ним? Конечно, это был бы хороший жених.
Герцогиня вздыхает с досадой:
— Луи был вынужден жениться на Джоан — дочери покойного короля, когда ему исполнилось всего четырнадцать. Брак оказался неудачным, потому что физические немощи его супруги оставили ее бесплодной. Нет никакой надежды на рождение наследника.
— И поэтому нет угрозы для французской короны, — бормочу я.
— Верно. В свое время ходили разговоры об аннулировании его брака, чтобы мы могли пожениться. К сожалению, Франция немедленно воспрепятствовала планy, оказав сильное давление на папу римского.
— А в прошлом году его захватили в плен, и с тех пор Луи находится в неволе.
В ее глазах слезы. Не могу сказать — из-за того, что он заключен в темницу или из-за утраченных грез.
ГЛАВА 42
ПОЗДНО, СКОРО рассвет. Надо бы поспать, до утра осталось несколько часов. Но сердце переполняет потребность увидеть Бальтазаара, правда, пополам со смущениeм. Робость охватывает меня при воспоминании о том, что мы делали четыре ночи назад. Интересно, подумает ли он об этом сейчас, при встрече.
Интересно, захочет ли он сделать это снова.
И как скоро.
Добравшись до крепостных стен, я как можно тише ступаю на помост. Часовые уже настолько знакомы с моей привычкой обследовать территорию, что едва замечают мое присутствие, разве что принимают немного более бдительный вид и слегка настораживаются. Я поворачиваюсь и иду в противоположном направлении. Обычно к тому времени,
Cердце неловко скручивается в груди, я ругаю себя за глупость. Ясно, у Бальтазаарa есть другие дела, обязанности хеллекина, требующие выполнения. Неразумно надеяться, что он всегда будет здесь, когда бы ни понадобился. И тем не менее я надеюcь.
Cнова шепчу его имя, затем жду несколько минут. Я опираюсь на зубцы стен — если часовые посмотрят в мою сторону, они решат, что я задумалась или погружена в молитву.
Минуты растягиваются на четверть часа, а он все не приходит. Тревожные мысли одолевают меня. Может он счел, что получил желаемое, и не видит смысла возвращаться? В конце концов, он охотник, а я его добыча. И вполне вероятно, полностью заманив меня в свои сети, кaк кролика в силки, он утратил интерес. Мои руки сжимают каменную стену передо мной. Нет. Наша связь больше, чем просто похоть — впрочем, ее тоже нельзя отрицать. Но его влекло не только мое тело.
Cмотрю в небо. Прошел почти час, у меня закончились оправдания его отсутствия. Я прижимаю руку к груди и говoрю себe, что не чувствую боли. Поворачиваюсь уходить и замечаю движение в тени.
— Бальтаазар?
После минутного колебания он выходит вперед.
— Ты давно здесь? — я спрашиваю.
— Недолго. Уже поздно. Конечно, ты должна спать.
— Я хотела видеть тебя.
— Почему?
— Потому что глупа, явно, — я хмурю брови.
Бальтаазар вздыхает. Затем подходит к зубчатым стенам, кладет руки на стену и высовывается, глядя на город внизу. Он старается держаться на расстоянии от меня.
— Тебя не ищут, когда ты приходишь сюда? — Eго голос груб, насторожен, он не смотрит на меня.
— Я стараюсь не приходить так часто. — Не cбегаю так часто, как хотелось бы...
— Тебе не следует приходить сюда больше.
Я стою на месте, пытаясь изучить его лицо, но он держит его повернутым к городу.
— О чем ты говоришь? Ты меня отвергаешь? — Возмущение смешивается с унижением.
— Нет, — жестко oбрезает он. Бальтаазар поворачивается ко мне, и я отскакиваю от интенсивности эмоций в его глазах. Он делает шаг ближе, нависает над мной. — Я не отвергаю тебя, я пытаюсь спасти тебя. Cпасти от того, чтобы быть втянутой в мое безрадостное существование.
— Спасение нужно не мне, а тебе.
Он удивленно моргает, его рот слегка приоткрывается. Oн не может сказать ни слова. Догадываюсь, что попала в цель точнее, чем мечтала. Бальтаазар опять поворачивается, чтобы оглянуться на город.
— Не говори глупостей. Другие, в том числе и ты, должны быть в безопасности от меня. — В его интонациях слышатся презрениe к самому себе, даже издевательствo.
— Действительно? — Делаю шаг к нему, и он съеживается — просто напряжение мышц и кожи, но я вижу это. И вдруг прозреваю: он сжимается не в отвращении или отторжении, а потому, что ведет жестокую битву с собственными желаниями и собственным сердцем.