Сердце в огне
Шрифт:
— Узнаешь? — Михаил дернул подбородком.
Женя огляделась внимательнее и увидела ту же самую картинку, которую она пыталась недавно редактировать. Только теперь она предстала воочию.
— Да… буклеты хочу напечатать… Чтобы понимали сразу, куда едут… А то бывают, эксцессы. Так что я на тебя надеюсь, ты неплохо начала, — легонько толкнул он Женю в плечо.
От этого несильного толчка Женя покачнулась, и Михаил испуганно подхватил ее под локоть.
— Извини…
Они прошли еще несколько шагов. Женя старательно обходила небольшие лужицы, любуясь полоской леса, где еще искрились ярко-желтые
— Пасека, — с гордостью сказал Михаил.
Лицо его при этом стало таким довольным, будто он демонстрировал достижения детей.
— А разве на зиму их не убирают? Пчелы же спят… — проявила знание биологии Женя.
Михаил фыркнул и посмотрел с веселым осуждением.
— Это миф. Они не спят. Просто заторможеннее становятся. Медленнее. Часть зимует здесь. Часть я убираю. Те, что здесь, в клубок сбиваются, так теплее. Одна пчела замерзнет, а вот когда их много, они согревают друг друга. Помогают.
Он помолчал немного и добавил:
— Вот бы люди так…
Женя внимательно взглянула на его лицо. В прищуренных серых глазах мелькнуло нечто, как будто рябь прошлась по воде. «У него что-то случилось в жизни», — совершенно четко прозвучало в ее голове.
— А сейчас пошли, — встрепенулся Михаил. — Покажу кое-что. Почти аттракцион.
Женя послушно отправилась в сторону большого сарая.
— Ты когда-нибудь гладила пчел? — вдруг остановился Михаил.
— Нет, — испуганно выпалила Женя. — И не хочу!
— Сейчас и не получится, — успокоил ее мужчина, — сейчас лучше их не тревожить. А вот летом, пожалуйста!
«Глупый, думает, я тут до лета останусь, что ли?» — весело удивилась Женя, но вслух ничего не сказала.
— Они добрые. Не кусаются. Знаешь, как приятно, когда на ладошке сидят. Пушистые… мягкие… как крошечные игрушки.
Теперь глаза у Михаила восторженно горели, как у ребенка, рассказывающего о маленьких котятах. Женя недоверчиво слушала.
— На Руси, кстати, убить пчелу, был самый страшный грех. Его даже искупить невозможно.
В сарае Михаил дернул массивную дверь, и они вместе спустились в подвал. Женя снова подивилась своей безрассудности. Кроме тети Сани она сегодня не встретила здесь ни единого человека. А вот же, в подвал полезла! Вдоль стен стояло около десяти пчелиных домиков, а над ними, как в бане, была протянута деревянная лежанка. И всё те же травяные подушки виднелись по углам.
— Ложись! — снова почти приказал Михаил.
Женя беспомощно потопталась на месте, но интерес оказался сильнее. Она скинула кроссовки и вытянулась на импровизированной лавке. Через секунду вопросительно взглянула на Михаила: и что?
Он приложил палец к губам и жестами показал, чтобы она закрыла глаза. Женя так и поступила. Поначалу ничего не услышала и не почувствовала, но вдруг до нее донеслось мерное, едва различимое гудение и даже легкие вибрации. Ощущения были настолько необычными, что Женя оцепенела. Она бы так там и уснула, но минут через пять Михаил осторожно тронул ее за плечо.
— Замерзнешь, пойдем…
Две огромные лапищи вытянулись вперед, чтобы помочь спуститься. Женя на секунду замерла, а потом попыталась спрятать
***
Через две недели Женя уже с трудом вспоминала, что не собиралась задерживаться здесь надолго. А еще через два дня исчез Михаил. И Женя, безуспешно прождав его сутки, отправилась к единственному знакомому ей на заимке человеку — тете Сане.
Глава 34
В избушке никого не было: тетя Саня исчезала и появлялась бесшумно и непредсказуемо, как лесной дух. Женя замотала плотнее шарф, который ей дал Михаил, натянула на лоб шапку и упрямо села на скамеечку рядом с крыльцом. Пока не дождется, не уйдет!
Нахохлившись, словно большая сова, Женя неотрывно смотрела в подтаявший снег. Он выпадал уже несколько раз, недолго лежал и почти весь таял, сбиваясь в рыхлые ноздреватые островки. Она ковырнула ногой, покрытую сахарной корочкой льда, лужицу. Янтарными мухами в ней застыли мелкие листочки барбариса. Над головой беспокойно перебирала тонкими ветками рябина. Лишившись своего наряда, она выставила напоказ единственное, что у нее было — воспаленные ягоды. Женя встала на скамью и, потянувшись всем телом, сорвала одну кисточку. Чуть сплюснутые горошины смотрелись так аппетитно, что она оторвала несколько штук и положила себе в рот. Надкусила жесткую кожицу, ожидая терпкой горечи, но схваченные ночным морозцем ягоды, оказались сладковатыми. Женя съела еще несколько штук. Снова примостилась на сырые доски, сидела, подперев одной рукой щеку, другой крошила на подмерзшую землю рябину.
Со стороны леса послышался птичий крик, зашумел кронами деревьев ветер, и снова наступила тишина. Обступила со всех сторон, звонко ударила по ушам, заставляя замереть и стать незаметной.
Разглядывая, как катятся под ногами в разные стороны красно-оранжевые шарики, Женя думала о тех днях, что провела здесь почти наедине с Михаилом. Тетя Саня не в счет. Удивлялась, что две недели пролетели, как пара дней. Михаил и раньше отлучался, но всегда предупреждал, когда вернется. Знал, что Женя почувствует себя неуютно, одна, в оторванном от людей месте. Кто угодно запаникует.
Только однажды он вернулся с двумя мужчинами, которые провели здесь выходные, пропадая в лесу. Потом уехали и они. Женя даже обрадовалась. Ей нравилось уединение и необычное ощущение затерянности в пространстве. Словно и нет больше никого и ничего, только золото поздней осени вперемешку с побуревшей медью листьев и хрустящий воздух, который можно отламывать по кусочку и рассасывать, как леденец.
Вспомнились вечера, когда Михаил несмело стучал в дверь, и она поначалу не хотела открывать, но потом осмелела. Впускала его в дом, и они пили чай, разговаривали, и ей становилось хорошо и уютно. Немного неповоротливый, большой и от этого стеснительный, Михаил, нависал над столом, закрывая своей тенью полкомнаты. И в этой тени пряталась маленькая фигурка Женьки.