Сердце волка
Шрифт:
— Эй! Ты куда. Я ведь не успела сказать, а вдруг там засада? — прокричала ей в спину Лил, складывая ладоши у рта.
— Если бы там была засада, ты бы успела сказать, — резонно заметила Вилла.
К священным землям мы шли четыре дня. Ну как шли… Я привыкла называть такое бегом. Или какой-то бегущей ходьбой. Но точно не прогулкой. Вилла ругалась, что из-за придурка Грэста, который сильно отклонился от курса на земли поединков и завел нас почти впритык к Зеленым топям, мы потеряли несколько дней пути. Все мы были солидарны с ней насчет «придурка», а я особенно.
За четверо суток мы
Первый раз я чуть Богине душу не отдала, думала сердце проломит ребра изнутри, а я сорву голос.
Второй — тоже кричала и звала на помощь, но не очень надрывалась, помня, как посадила горло и хрипела, пока меня не пропоили какими-то отварами, потому что после чмокающей подо мной жижей без дна, лезть в какой бы то ни было источник я отказывалась.
Когда провалилась в третий раз, меланхолично окликнула Виллу, идущую впереди и велевшую мне ступать туда же, куда она, и пока они втроем подползали ко мне на животах и протягивали молодые деревца, пригнутые к земле, я любовалась огромным мотыльком с бархатно-синими крыльями, который присел мне на плечо, и боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть редкое насекомое. Подоспевшую помощь я попросила немного подождать и посмотреть на это чудо вместе со мной. Когда меня все-таки вытащили, первое, что сделала Вилла, это с озабоченным видом пощупала мой лоб.
Миновав эти самые топи, мы шли по равниной местности, Лил развлекалась тем, что высматривала мужчин с раскрашенными лицами, наблюдающих за нами и кричала им, что они раскрыты. Мужчины делали вид, что просто прогуливаются, или загорают, с раскрашенными лицами и телами. Или сидят на деревьях. Или заняты еще чем-то, настолько же будничным.
Мы перешли несколько оврагов, переплыли реку и перешли вброд несколько ледяных ручейков. Мы шли по странному лесу из странных зеленых трубок, подпирающих небеса, и Лил сказала, что эти трубки называются бамбук, а Вилла попросила не отставать.
Наконец, мы подошли к этим самым священным землям свободного народа, месту, где, как объяснила Вилла, собираются все семь стай, и любые бои, кроме поединков, запрещены.
Видимо, пожалев меня, не пискнувшую за весь переход, Вилла решила обойти лес по опушке.
— Мы шли хорошим темпом, я даже не ожидала, — сказала она.
Я пожала плечами. Отвечать не хотелось, да и некогда было. Как раз в тот момент я разглядывала птичье гнездо: птенцы с желтыми клювами, больше, чем они сами, что-то пищали, а мамаша в серо-желтую крапинку раздраженно махала на меня крыльями.
Время от времени кто-то ходил на разведку, никто не хотел повторения того, что произошло на лесном озере.
Правда, по мере того, как священные земли приближались, это стало больше формальностью: свободный народ стекался сюда со всех сторон, я видела и уже хорошо различала красных, тилатинов, лирых, элсмирцев и полярных. Даже видела двух из Черной стаи: огромные, угрюмые, с длинными волосами они сопровождали нас недобрыми взглядами огненно-желтых глаз.
— Куда она? — недоуменно спросила Лил, имея ввиду ушедшую вперед Фоссу.
Вилла пожала плечами.
— Ты же знаешь, что Фосса не будет говорить о Майгоне. По-крайней мере, пока.
Майгон —
Чем ближе мы подходили, тем отчетливей я осознавала необратимость своей судьбы.
Я шла, ела, мылась, опять ела, спала и опять шла, и так все время, я просто делала то, что мне говорили. Я не чувствовала себя хозяйкой своей судьбы, и старалась не думать о прошлой жизни и об Андре. Выходило плохо.
— Бои — это так романтично, — проговорила Лил. — Мне очень понравилось.
— Может, и повторила бы? — хмыкнув, спросила Вилла.
Лил зарделась и махнула рукой.
— Нет уж.
— Что так? — спросила Вилла. — Или сомневаешься в том, что Азат победит во второй раз?
— Я никогда не сомневаюсь в Азате! — мечтательно проворковала Лил и пригладила волосы. — И не хотела бы другого исхода поединков и другого мужа. Но бои — это так волнующе, так здорово. Это будоражит кровь, лучше, чем бег по ночному лесу, лучше, чем теплая кровь дичи, чем хруст костей на зубах, чем вой на луну. Когда самцы бьются за право обладать тобой, ты смотришь внимательно, ты ни за кого не болеешь… Ну разве что, чуть-чуть… ты ждешь самого сильного. Эя! За тебя сойдутся в священном бою самые сильные из наших мужчин. Свободные главы кланов, их сыновья и ближайшие соратники. Таких поединков эти земли еще не видели! Разве это не здорово, Эя?
Пока Лил говорила, ее волосы вновь растрепались, глаза загорелись и уже не гасли, щеки окрасил нежный румянец.
— Эя! — позвала она меня, не дождавшись ответа.
— Что? — спросила я, словно вынырнув из забыться.
— А ты что думаешь, Эя? О боях? О поединках? О самых сильных из наших мужчин, что будут драться за тебя?
— Я как в кошмарном сне, — призналась я.
Лил нахмурилась. Я сочла за нужное пояснить.
— Дело в том, вы же знаете… Недавно на моих глазах погиб мой жених… и вот, оказывается, кто-то будет биться за меня. Мне все равно. Я выпью яд, отравлюсь, убегу, уползу, улечу… Но не буду. Мне уже все равно… лучше смерть, чем быть с кем-то из этих…
— Чудовищ, — закончила за меня Вилла и кивнула.
— Вилла! — воскликнула Лил. — Эя вовсе не это хотела сказать!
— Именно это Эя и хотела сказать, — возразила Вилла.
Я промолчала, Вилла продолжила:
— Как ей еще воспринимать нас?
Я не ответила, Лил обиженно замолчала. Но надолго ее обиды не хватило. Она взяла меня за руку, и заглядывая в глаза, твердо произнесла:
— Тебе лучше забыть о той жизни, в проклятых землях.
Я высвободила руку, и, не отвечая, пошла за Виллой.
Священные земли встретили нас затянувшими грозовыми тучами и запахом близкой грозы. Фиолетовые переливы ставшего внезапно слишком низким неба, казалось, протяни вверх руку, и дотронешься до него, плавно переходили в черные тени, отбрасываемые обломками скал, торчащими из желтовато-бурой, жухлой травы.
Черные, покатые глыбы скал в некоем порядке, несколькими рядами, окружали центральную, самую высокую, идеально белого цвета.
Мы обошли странный амфитеатр по кругу. Вилла дернула меня за руку, вынуждая ускорить шаг.