Сердце волка

Шнайдер Анна

— Так и вышло.

— Верно, вот только бедняжка забыла про условие снятия проклятия. И поэтому его добавил Арронтар, когда вплетал это её проклятье в своё.

Мысли у Дэйнара разлетались, как испуганные силицы, он никак не мог понять, что спросить в первую очередь, а самое главное…

— Какое отношение к этому имеет Фрэн?

— Фрэн — никакое. А вот трое её… обидчиков — имеют. Как ты думаешь, что ты с ними сделал, Дэйн?

— Э-э… Проклял?

— Нет. Магия Разума тем и отличается, что можно заблокировать нужную область

в голове, и всё прекрасно работает безо всяких условий снятия. Но… в то же время это условие можно и поставить. Подумай, Дэйн, хочешь ли ты ставить такое условие.

— А что, надо?

— Я не знаю. Тебе решать. Просто однажды, возможно, придёт день, когда ты захочешь освободить Гольца и остальных от наказания, но не сможешь этого сделать, потому что к тому времени твой блок станет не просто крепким, он врастёт в их головы навсегда. Любой преступник имеет право на искупление и прощение, Дэйн. Подумай об этом.

Форс хотел, чтобы горбун подумал о Гольце и его друзьях… Но только ли?

Вместо этого юноша вдруг вспомнил об оборотнях Арронтара. «Любой преступник имеет право на искупление и прощение»…

Разве?

— Хорошо. Тогда пусть будет так… Блок спадёт, как только Гольц, Винс и Шорн пожалеют о содеянном до глубины души, а ещё… полюбят по-настоящему.

Слова полетели ввысь, в небо — и растворились в нём, впитались в таинственную черноту, хранившую в себе память о том, что случалось во все времена.

— Форс…

— Да?

— А какое условие… ну… было у Арронтара?

Маг улыбнулся легко и грустно.

— А ты не догадываешься?

Это был не риторический вопрос — наставник действительно ждал ответа. И надеялся, что Дэйнар поймёт сам, без подсказки.

Прохладный ночной ветер пощекотал ресницы. Он дул оттуда, с востока, где остался волшебный лес, в котором вырос Дэйнар. Там остались родители, отрекшиеся от сына, там осталась Лирин, всё детство мечтавшая убить брата, там остались звери и птицы, когда-то спасшие ему жизнь.

Какое условие было у Арронтара? Волшебный лес, разозлённый, разочарованный собственными детьми… Он подарил им магию — они отвергли её, они стали убивать сыновей и дочерей, братьев и сестёр… Кому-то из оборотней везло — они убегали сюда, в Нерейск, но таких было меньшинство.

Дэйнар вздохнул. В воздухе пахло песком, распустившимися ночными цветами и немного лекарствами — наверное, от Форса. Даже запах здесь был совсем другой, но это и к лучшему.

Он не хотел вспоминать. Воспоминания о собственном детстве и юности были слишком мучительными. Горькими. Даже грудь сдавливало.

Воспоминания…

Ответ на вопрос Форса пришёл неожиданно и как-то очень легко, будто кто-то на ухо шепнул.

— Прощение.

Яркая Аррана над их головами взволнованно замерцала, но никто этого не заметил.

— Условие Арронтара — прощение. Прощение того, кого оборотни ненавидели и едва не убили. В кого швыряли камни, гоняли по деревне, как

бешеную собаку, над кем смеялись и кого презирали.

Оба — и Форс, и Дэйнар — понимали, о ком он говорил. Очень хорошо понимали.

— Ты надеешься, что это возможно? — юноша усмехнулся, покачав головой. А, обернувшись к наставнику, увидел, что тот улыбается.

— Я не надеюсь, Дэйн. Я верю.

В тот момент в сердце Дэйнара не было ни капли веры. Только боль, горечь и обида. Он не хотел даже вспоминать прошлое, не говоря уже о каком-то прощении.

И думал, что сколько бы ни прошло времени, ситуация не изменится.

Некоторые вещи возможно только забыть. Но простить — никогда.

— Могу я пойти к Фрэн?

— Да, конечно. Только недолго. Тебе тоже надо сегодня поспать.

— Не думаю, что получится.

Она лежала на спине, милая, маленькая, трогательная и беззащитная. На теле больше не было синяков и кровоподтёков, и только спутанные, немного грязные волосы, о которых Форс явно просто забыл, напоминали о том, что случилось несколько часов назад.

И если бы не эти волосы, то Дэйнар вполне мог бы подумать, что Фрэн просто спит. Только присмотревшись, он заметил странную неподвижность в лице девушки. Она казалась высеченной из камня статуей.

— Прости, — прошептал Дэйн, садясь рядом с Фрэн на кровати. — Если бы не моя глупость… Прости, Фрэн.

Оборотень нерешительно дотронулся кончиками пальцев до руки девушки, чувствуя всепоглощающее бессилие. Мастер Гордур предупреждал, что когда-нибудь настанет день, когда Дэйн не сможет ничего сделать даже вопреки знаниям и умениям… Вот только он не думал, что этот день настанет так скоро. И помочь он не в силах именно Фрэн. А ведь во всём Нерейске не найдёшь более наивного и трогательного существа, чем «блаженная» дочь рыбака.

«Сошла с ума… — думал Дэйн, легко поглаживая пальцами тонкую кожу на запястье девушки. — Какой ты станешь, когда проснёшься? Вспомнишь ли меня?.. И что, если всё-таки сделать то, о чём говорил Форс, и рискнуть, стерев тебе память?..»

Оборотень вздохнул и покачал головой. Нет, он не мог так поступить с Фрэн. Всё равно, что убить.

— Как бы я хотел разделить с тобой всю эту боль, девочка моя, — прошептал Дэйн, чуть сжимая холодные пальцы Фрэн. — Забрать часть её себе, чтобы тебе было легче. Чтобы ты могла пережить и забыть…

Он запнулся, чувствуя, как забилось сердце. Забрать боль… Поделить на части… Почему бы не попробовать? Форс никогда не учил ничему такому, но ведь это не значит, что подобное невозможно. Просто очередной эксперимент…

— Я попробую, — прошептал Дэйн, положив руку на лоб Фрэн и зажмурившись. — Нам с тобой всё равно нечего терять… Я должен попытаться…

И оборотень, вздохнув, отпустил свой Разум. Свою своеобразную магию, которая с рождения наполняла каждую его клеточку, только тогда он не знал об этом.