Сердце волка
Шрифт:
Я умираю?
Нет, нет, не может быть, я ведь уже умерла.
А что это такое — я?
Нет, не так.
Кто я такая? Кто?
Я должна вспомнить. Обязательно должна. Если я вспомню, то смогу вернуться!
Я помню…
Яркий солнечный день, и тёплая вода в озере, и мальчик со светлыми волосами и голубыми глазами, который мчался за мной, рассекая водную гладь озера, и весёлый смех… И нежный поцелуй… «Моя любимая волчица»…
Я забила ногами по воде, изо всех
— РОНАЛЬДА!!!
Яркая вспышка ослепила.
Море исчезло.
А потом пришла боль.
Она была невыносимой. Каждую клеточку тела — и снаружи, и изнутри — будто пронзило острым кинжалом. Грудь пекло, из горла лилась кровь, дышать было невозможно, я хотела закричать, но не могла.
— Элли, держи крепче!
Этот голос… Откуда я его знаю?
Очередная волна боли заставила забыть обо всём. Я застонала, задыхаясь от хлещущей горлом крови, заметалась из стороны в сторону… И открыла глаза.
Я по-прежнему была в чернильно-чёрном пространстве, только теперь из моих рук, из вен, росли чёрные верёвки, уходящие в никуда. В груди торчал не менее чёрный и будто бы деревянный кол, а всё тело опутывала яркая нить магии Света, похожая на сверкающую и тонкую паутинку кружев.
Я закашлялась и сплюнула очередной сгусток чёрной крови. А потом, подняв голову, обнаружила, что ко мне кто-то приближается. Этот кто-то светился от магии и был таким обжигающе горячим, что я заметалась в ужасе — становилось всё больнее и больнее, мне казалось, я сейчас начну плавиться.
Но чёрные верёвки — да и светлая паутина тоже — держали крепко.
Он подошёл вплотную и, схватившись обеими руками за торчащий из моей груди кол, потянул его на себя.
— А-А-А-А!!!!
Как же больно!!!
— Послушай меня, Рональда, — сказал кто-то очень тихо — из-за слёз, застилающих глаза, я не видела, кто он, — всего этого не существует. Оно есть лишь в твоей голове. Понимаешь? Нет никаких кольев и верёвок.
Я хотела сказать, что может, их и нет, но боль-то есть!
— Позволь мне помочь. Пока ты сопротивляешься, я не смогу достать сердце проклятья. Доверься мне.
Я кивнула. Почему-то не могла ему отказать.
Слёзы хлынули из глаз, когда он схватился за кол и резким движением выдернул его из груди. Оттуда моментально потекла чёрная кровь, а на груди осталась огромная рваная рана. Но продолжалось это недолго — чьи-то большие руки легли мне под шею, из ладоней полился Свет, и рана затянулась.
Охватившее меня облечение сложно передать словами. Я тихо, но как-то хрипло вздохнула и подняла голову.
На меня смотрели удивительные глаза. Знакомые, и в то же время не знакомые. Голубые, как небо, и только вокруг зрачка — ослепительно-яркие жёлтые искорки… Как снежинки во время
— Рональда, — сказал он, осторожно обнимая меня за талию. — Сейчас будет очень больно. Ещё больнее, чем раньше. Но по-другому никак. Я буду держать тебя, так что ничего не бойся. Всё будет хорошо, нужно только немного потерпеть. Совсем немного.
Я кивнула.
— Умница. Элли, имей в виду, она будет сопротивляться. На счёт три. Раз, два, три!
Это случилось так неожиданно, что в первый момент я ничего не поняла. А потом было слишком поздно.
Отпустив меня на секунду на счёт «два», он перерезал выпущенными когтями обе верёвки, выходящие из моих запястий, а на счёт «три» уже вновь держал за талию.
Опутывающие тело нити из Света засветились сильнее, я почувствовала рывок… А потом всё слилось в единый комок бесконечной боли.
Я закричала и вцепилась в спину того, кто держал меня, раздирая её до крови. Заметалась из стороны в сторону, потому что Свет… он обжигал меня, выжигал все вены и артерии изнутри, заменяя их на чистый огонь.
Больно!!!
— Терпи, Ро, милая моя… Терпи…
Это было невозможно терпеть. И я кричала, кричала что было сил, не зная уже, сон это или явь, не зная ничего, кроме одного — никогда раньше мне не было так больно.
Последним, что я увидела перед тем, как наконец потерять сознание, были бледные и уставшие лица Нарро и Эллейн, а ещё белый потолок и кусочек окна с поднимающимся над домами солнцем….
Сон был удивительно сладким.
Подо мной и вокруг меня будто находилось облако. Мягкое, невесомое, ласковое, оно обнимало и дарило то, чего мне так не хватало с самого рождения.
Я ничего не видела и ни о чём не думала. Не знаю, сколько времени это длилось, но иногда в мой сон проникали голоса. Взволнованные и спокойные, знакомые и не очень, эти голоса обсуждали что-то, спорили, кричали и даже плакали… Мне было всё равно.
Иногда, когда сон становился особенно глубоким, я чувствовала запах, казавшийся мне таким родным, будто он был продолжением меня самой. Я улыбалась и тянула руку к тому, кто осторожно касался ладонью моего лба, словно проверял температуру, но… я не могла пошевелиться. И запах постепенно становился всё слабее, пока не угасал совсем.
Мне не было грустно. Я знала, что он должен уйти. И просто отпускала — раз за разом погружаясь в самый сладкий из снов без сновидений… Снов, в котором не было места ни горю, ни боли, только молчаливому спокойствию.
Но однажды это закончилось, и я проснулась.
В первый раз я на секунду открыла глаза, но не увидела ничего, кроме мерцающего света. Открывать глаза мне не понравилось, это оказалось больно. Никаких мягких, обнимающих облаков, и вообще ничего мягкого. Даже одеяло будто кололось.