Сердце Запада
Шрифт:
Каким-то образом ее рука оказалась у него на голове, и Клементина снова и снова гладила его волосы, как мать, ласкающая ребенка. Сладко. Так приятно, что Гас устыдился. Устыдился, что так сильно в этом нуждался.
– Сколько тебе нужно? – спросила Клементина.
На мгновение Гас понял ее неверно и чуть не сказал вслух: «Я хочу тебя всю. Всю тебя, Клементина, включая — даже в особенности — те части, которые мне никогда не принадлежали».Но затем, прежде чем слова сорвались с губ, он осознал, что жена говорила о деньгах, и горько усмехнулся.
– Почти все,
– В таком случае, на налоги. Сколько тебе нужно на налоги?
Гас провел рукой по лицу. Он трясся, но глубоко внутри, внизу живота, там, где, слава Богу, она не могла увидеть.
– Около сотни.
Клементина отошла в сторону, и Гас чуть было не вытянул руку, чтобы вернуть ее. Он услышал, как она пересекла кухню, стуча каблуками по сосновым доскам. Загремела посуда, а затем снова послышалось клацанье туфель, и Клементина положила что-то между его расставленных локтей. Предмет пах мукой и зазвенел, ударившись о стол.
Это что-то хранилось в мучном закроме, было спрятанов мучном закроме. Гас почувствовал муку на пальцах, когда взял вещицу в руки: странный мешочек имел форму сердечка и был сделан из какого-то шелковистого материала. Именно этот тяжелый мешочек звенел и был наполнен ...
Гас поднял голову и пристально посмотрел на жену. Та ответила ему спокойным взглядом широко распахнутых глаз.
Его рука так крепко сомкнулась вокруг шелкового кошелька, что ладонь засаднило.
– Откуда это? – И тут же подумал, что убьет Клементину, если она скажет, что деньги от его брата.
– От моей матери. Там было больше, но я немного потратила за эти годы. На фотографическое оборудование, ведь ты с таким неодобрением относился к фотографированию, что мне казалось неправильным брать твои деньги, а еще... и на другие вещи.
– Другие вещи, которые я не одобрял?
Клементина втянула в себя воздух, ее плечи окаменели. Тем не менее она крепко сжимала губы, как всегда делала вместо того, чтобы спорить с мужем. Гасу захотелось встряхнуть жену, ударить ее. Заставить Клементину хоть что-то почувствовать, черт бы ее побрал.
Маккуин не осознавал, что резко поднялся со стула и замахнулся, пока жена не отшатнулась от него. Сейчас ее округлившиеся глаза казались темными, а кулаки комкали тяжелую черную ткань юбки. Клементина смело подняла подбородок, но в ее глазах по-прежнему плескался дикий страх, и Гас ощутил, что отчасти доволен этим страхом, помоги ему Боже.
– Ты ударишь меня, Гас? – спросила она тихим напряженным голосом. – Нарушишь свое слово и снова ударишь меня?
Маккуин опустил руку, стиснул пальцы в кулак и отвернулся от нее.
– Нет. Но должен бы. Должен.
Гас бросил мешочек с деньгами на стол и вздрогнул от звона, раздавшегося во внезапно наступившей в кухне тишине. Все эти годы... она хранила свое сокровище все эти годы и прятала от него. Берегла и в год пожара, и в ту зиму, когда они с Заком отправились охотиться на волков. Гас почувствовал, как внутри него что-то сломалось.
– Просто скажи мне одну вещь: все те разы, когда нам бы чертовски пригодились эти деньги… почему ты
Клементина не ответила, и он резко повернулся.
– Почему, черт тебя побери?
– Потому что это мои деньги. Мои .– Гас наблюдал, как поднялась ее грудь, когда она изо всех сил старалась вдохнуть, наблюдал, как она пытается сдержаться, эта женщина, которая никогда не плакала, не ломалась и не сдавалась. – И потому что мама... Мама заставила меня пообещать, и я должна была сдержать данное ей слово. Она... она сказала, что каким бы мужчиной я тебя не считала, я должна сохранить это как свой маленький секрет. В противном случае ты бы решил, что деньги принадлежат тебе по праву, и забрал бы их, и если бы мне когда-либо пришлось уехать... я бы не стала... я бы не смогла... – Клементина прикусила нижнюю губу и отпустила её, и в этот миг, презирая себя, Гас внезапно возжелал прижаться губами ко рту жены, овладеть ее ртом. И за это Маккуин ее возненавидел. В тот момент он действительно ее ненавидел .
– Значит, вот о чем ты все время думала, Клементина? Собиралась когда-нибудь оставить меня? Ну, если это так, то не лучше ли уехать, пока это возможно, а? Знаешь, ведь ты не шибко меня благодетельствуешь тем, что маешься здесь со мной. Я прекрасно жил до тебя и, пожалуй, и дальше обойдусь, если ты меня бросишь.
Кровь отхлынула от лица Клементины, словно он разорвал ей сердце. Она один раз качнула головой из стороны в сторону.
– О, Гас... как ты можешь так говорить? Ты не понимаешь...
– Ты чертовски права — не понимаю! Я дал тебе все, что у меня было. Все свое отдал тебе. Все, что у меня было, – до самого нутра — я охотно позволил тебе забрать. Но клянусь Богом, малышка, иногда мне кажется, будто смотрю на тебя с другой стороны изгороди. У тебя вообще есть сердце? Под всем этим крахмалом и манерами есть хоть какие-нибудь чувства?
Его слова обрушивались на жену как удары, и она чуть не вздрагивала:
– Я не это хотела сказать. Совсем не это.
Клементина не заплакала. Она никогда не плакала. Но ее плечи сгорбились, и она схватилась за живот, будто Гас ударил туда кулаком. Маккуин причинил ей боль, как и собирался, но теперь не мог вынести ее страданий.
– Клементина... – Гас притянул жену в свои объятия. Он взял её лицо в ладони и посмотрел ей в глаза в поисках правды. В поисках ее самой. – Пойдем наверх.
Легкий румянец окрасил щеки Клементины, но она кивнула, тяжело дыша, отстранилась от мужа и пошла через кухню в их спальню.
Зеленые ставни были закрыты, не давая проникнуть в дом яркому свету и жаркому солнцу. В комнате было темно и тихо. Снаружи Гас слышал звонкий смех дочери, свирепое кудахтанье кур и завывание ветра, каждый день усиливавшегося ближе к полудню — ложный предвестник послеобеденных гроз, которые никогда не случались. За все годы семейной жизни Маккуины ни разу не занимались любовью днем. Это не то, о чем порядочный мужчина попросил бы свою жену, воспитанную в строгости дочь богобоязненного проповедника, девственницу до брака и леди с головы до пят. Но при виде жены в тот момент Гаса поразила мысль, что кем бы он всегда ее ни считал... она вовсе не была такой.