Сердце Запада
Шрифт:
В этом году Сэмюэл был уже достаточно взрослым, чтобы самому управлять воздушным змеем. Их делали из красного шелка и лучинок и запускали на фестивале Чистого Блеска, дабы почтить умерших предков. Эрлан наблюдала, как змей парит в вышине, подобно ленивой птице порхает вниз и вверх по заволоченному дымом небу. Миссис Ву задалась вопросом, каково это – быть такой же свободной, как этот змей, свободной от постоянной необходимости сдаваться в цепкие руки судьбы, от которой онабольше не хотела бы зависеть.
Быть свободной, чтобы служить только
Бумажный змей вольно скакал по ветру, но по-прежнему был привязан к земле веревкой в руке мальчика. Его свобода была лишь иллюзией. Но если обрезать шнур, змей ринется ввысь в огромное и пустое небо Монтаны, чтобы навсегда исчезнуть.
Внимание Эрлан привлекло движение на ведущей в город из долины дороге — мужчина и женщина верхом на лошадях. Мужчина, которого миссис Ву не смогла узнать с такого расстояния, и женщина со знакомыми светлыми волосами, чьего приезда Эрлан ждала.
Взгляд Эрлан двинулся от всадницы вверх по холму к скелетообразному каркасу над шахтой «Четыре вальта». А затем снова вниз на ровные прерии, где новая яма для обжига изрыгала вонючий коричневый дым.
Китаянка забрала воздушного змея из рук сына и начала скручивать бечевку.
– Быстрее, Сэмюэл. Мы должны поторопиться и найти тетушку Ханну.
* * * * *
Зак Рафферти позволил взгляду медленно пройтись по женщине, скачущей с ним бок о бок. Он словно впитывал ее облик всем своим существом, чтобы сохранить в глубине души.
Гас мертв.
Горькая правда – реальность заваленной камнями могилы под деревьями — сжала его грудь как гигантский кулак. Но эта действительность пока не могла укорениться в его сознании — брат мертв.
«Четыре года», – сказала она. Этому холмику под тополями уже четыре года, и все это время Клементина была одна. Одна и... Зак не мог вынести мысли об этих потраченных впустую четырех годах, не мог вынести, что вернулся слишком поздно для нее. Слишком поздно, возможно, и для себя.
Каждый миг, каждый час, каждый день прибавлялись и прибавлялись ко времени, проведенному без нее, пока все мили и годы, разделяющие их, не стали невыносимыми. Пока не умножились мучительные минуты, когда он до того тосковал по ней, что его начинало трясти как пьяницу, слишком долго лишенного бутылки. И вот сейчас он здесь, и Клементина рядом... и нет Гаса. Зак посмотрел на ее лицо, знакомое до боли. Холодное и далекое, словно звезды. Он никогда полностью не верил, что она его любит. Никогда полностью не верил, что ее чувство выдержит испытание временем. В тот один-единственный раз, когда он попросил ее уехать с ним, Клементина предпочла остаться с его братом.
Рафферти взглянул на замкнутое лицо невестки и подумал, что человек обычно сам создает для себя ад на земле.
И он увидел ад мгновение спустя, когда они одолели последний подъем перед городом и глазам открылась яма огня. Второй мыслью Зака было, что это горят прерии, хотя
– Иисусе, – выдохнул Рафферти.
Полыхающая яма испускала в воздух дым, воняющий закисшими шкурами, и выбрасывала коричневую сажу, заволакивающую небо. Окрестности казались голыми и щербатыми, как поверхность луны. Некогда покрытые соснами холмы теперь почти полностью лишились растительности, а оставшиеся несколько деревьев выглядели чахлыми и умирающими. Трава имела выщелоченный вид. Радужная река разбухла и быстро бежала от обильных весенних дождей, но была мутной и пенилась, словно грязная мыльная вода.
– Это называют обжигом в кучах. – Клементина повернулась в седле и бросила на деверя пронзительный взгляд. – Именно так шахта, которой владеет твой отец, переплавляет медь, сжигая в большой яме поочередно уложенные слои бревен и руды. Это новая куча, которую зажгли только на прошлой неделе, и она в два раза больше предыдущей. В дыме содержатся сера и мышьяк. В жаркие летние дни в безветренную погоду чад добирается аж до нашего ранчо. Он убивает землю.
Взгляд Рафферти проследовал за сползающими от шахты потоками слизи и шлака. Холм был обезображен грудами булыжников, разъеденными эрозией канавами и серыми пнями. Огромные груды заготовленной древесины были уложены вокруг шахтного копера и между строений рудника.
– Эта яма сжирает непомерное количество леса, – продолжила Клементина. – Как и сама шахта, учитывая все бревна, необходимые для крепления многих миль подземных выработок. Если «Четыре вальта» и дальше продолжат в том же духе, скоро во всем округе Танец Дождя не останется ни единого дерева.
В городе влажный удушающий дым был настолько густым, что Зак едва мог хоть что-то разглядеть на расстоянии от одного здания до соседнего. В домах горели лампы, хотя был полдень. Тени прыгали за окнами салунов и танцевальных залов, а дребезжащая музыка сотрясала густой тяжелый воздух.
– Рафферти.
Зак повернулся, чтобы посмотреть на Клементину. Ее лицо бледным овалом проступало во мраке.
– Ты жил здесь с самого основания города, – произнесла она. – Скажи, неужели тебе не больно видеть его таким?
Рафферти хотелось четче увидеть ее лицо, хотя это все равно ничего не изменило бы. Лицо Клементины никогда не скажет ему того, что он хотел знать.
– Больно.
* * * * *
Ханна Йорк провела большую часть утра на коленях на ковре в спальне, извергая содержимое желудка в ночной горшок.