Сердце Запада
Шрифт:
– А ты пораскинь мозгами. Может, до тебя и дойдет.
На этот раз Ханна продолжила путь, не оглядываясь. Дрю наблюдал за ней, задаваясь вопросом, что же такого он сделал.
Его рука сомкнулась вокруг камня в кармане. Дрю провел пальцами вдоль острых кромок, с которых еще осыпались песчинки и засохшая грязь. Задумавшись, он на мгновение посмотрел вдаль, а затем сосредоточил взгляд на конторе начальника, где в грязном окне смутно рисовался силуэт старого пробирщика.
Скалли повернулся и зашагал вниз по склону, но тут заметил идущих в его сторону Поджи и Нэша.
Дрю вытащил руку из кармана и махнул
– Поджи, Нэш, могу я малость потолковать с вами?
Они неохотно подошли. Поджи теребил бороду.
– А это не может подождать, маршал? Меня мучает страшный сушняк.
– Всего на минутку. Надеюсь, вы мне поможете. – Дрю вытащил из кармана образец и протянул его на ладони. – Не подскажете, мужики, что это такое?
Поджи подергал свое оттопыренное ухо.
– С виду кусок медной руды. – Он мотнул головой в сторону надшахтного копера. – Там все бункеры заполнены такими же.
Скалли сжал пальцы вокруг камня.
– Нет. Этот другой. Это – кусок истины.
* * * * *
Дуло кольта сильнее воткнулось в покалеченное ухо Одноглазого Джека Маккуина. Рука владельца шахты вздрогнула, опрокинув чернильницу, а колено дернулось, сильно ударившись о большой стол из африканского красного дерева, стоявший в кабинете шикарно обставленного пятнадцатикомнатного особняка, который старик отгрохал на окраине Радужных Ключей на вырученные за медь деньги.
Одноглазый наблюдал, как лужа чернил впитывалась в зеленое сукно, покрывавшее столешницу. Даже с заткнутым дулом пистолета ухом он услышал щелчок взводимого курка.
– Гребаный Иисус Христос, – выдохнул Джек.
– Аминь, преподобный.
Маккуин малость повернул голову и посмотрел в холодные желтые глаза.
– Ради всего святого, Захарий, – сказал он. – Почему ты не можешь войти через парадную дверь, как все остальные? – Рафферти ничего не ответил. Резкий запах пролитых чернил распространился по комнате. Портьера на каминной полке шелохнулась, и Джек посмел двинуть голову еще на пару сантиметров. Его взгляд упал на открытое окно и грязные пятна на голубом узорчатом ковре. – Почему ты не можешь озаботиться, чтобы не наследить? У тебя что, нет уважения к чужой собственности?
– Нет.
Отец и сын обменялись заговорщицкими ухмылками. Джек ждал, что кольт уберется от его лица, но тот оставался на месте, нацеленный в переносицу. Рафферти медленно оглядел отца. Улыбка Зака стала язвительной, а глаза заблестели как у кота в свете газовой лампы. На лежащим на спусковом крючке пальцем Рафферти ткнул Одноглазого в живот.
– А ты слегонца потолстел, старик.
Смущенный звук вырвался из горла Маккуина — писклявое хрюканье как у испуганной свиньи.
– А ты малость пообтрепался, дорогой мальчик. Последние годы прошли для тебя не слишком хорошо?
– Зато для тебя они явно были успешными.
Зак оглядел восьмиугольную комнату, притворяясь, будто впечатлен люстрами с плафонами из матового стекла, картинами в богатых рамах, венецианским зеркалом, книжными шкафами из древесины грецкого ореха, заполненными книгами в кожаных обложках, и витражными стеклами в окнах с изображением бубнового валета.
– Пожалуй, больше шика и роскоши я видал только в борделе в Сент-Луисе, – усмехнулся Рафферти, растягивая слова. –
Замечание задело Джека Маккуина, но он был слишком опытен, чтобы выказать истинные эмоции. Старик улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой.
– Не жалуюсь... И что же так сильно обеспокоило тебя, сынок, раз ты тайком прокрался сюда, чтобы тыкать пистолетом в остаток моего уха?
Гримаса Зака оставалась такой же язвительной, а голос сохранил насмешливую тягучесть:
– Я говорил тебе, что если ты когда-нибудь причинишь ей хоть какой-то вред, я убью тебя.
Джек Маккуин испустил медленный выдох, пытаясь вместе с воздухом избавиться и от беспокойного страха.
– «Четыре вальта» предложили ей за лесной участок гораздо больше справедливой цены, и это при том, что еще спорный вопрос, кто действительно является законным собственником этих угодий. А касаемо несчастного случая сегодня днем, так стрелок был наказан. Боже мой, Захарий... – Старик попытался повернуть голову, но ударился носом о дуло кольта. – Думаешь, мне понравилось, что моему дорогому внуку, моей плоти и крови, оставили шрам на голове?
Маккуин замолчал, чтобы сглотнуть и сделать вдох. Проклятый пистолет, нацеленный ему в лицо, вызывал у него косоглазие, если такое возможно при наличии только одного глаза.
– Проклятье, я предложил ей справедливую цену за эту землю! Спроси кого угодно. Черт, спроси ее саму!
– Такую же справедливую цену, как ты заплатил за долю Гаса в «Четырех вальтах»?
Джек громко и преувеличенно вздохнул.
– Я так и знал, что вина за упрямую глупость Густавуса падет на мою голову. Я с самого начала именно это ему и сказал. – Шахтовладелец втянул в себя нижнюю губу. В ящике стола лежал пистолет, но Маккуин даже не подумал за ним лезть. Он не сомневался, что Захарий способен застрелить его в пылу эмоций, да и по холодному расчету, коли на то пошло. В конце концов, Джек сам воспитал своего мальчика чуждым любого рода сентиментальности. – Я дал Густавусу все возможности вложиться в медное дело, – произнес старик и даже позволил прозвучать в голосе намеку на раздраженность, играя на чувствах. – Но он и слышать ничего не желал, так рвался продать свою долю. Ладно, может, я не особо старался, убеждая его не делать глупости, но я пытался его убедить. Хотя, конечно, не хотел, чтобы Густавус с его двадцатью процентами запорол мою задумку. Черт, даже ты не можешь не признать, дорогой мальчик, что когда доходило до дела, твой благочестивый братец всегда был на редкость бесполезным и ничего не мог выловить из полной бочки рыбешек, хотя я изо всех сил пытался его научить.
– Он не был бесполезным. Он просто с рождения был лишен низости, и твое учение не смогло истребить в нем все хорошее и заменить на подлое. – Голос Зака стал очень тихим и очень опасным. – Но я – совсем другое дело. Похоже, я во всем пошел в тебя. И как истинный сын своего отца, не погнушаюсь ничем. – Рафферти провел дулом кольта по обвисшей щеке Одноглазого. – Оставь ее в покое, дорогой папочка, или, когда я покончу с тобой, от тебя не останется клочка даже на приманку.
Джек чувствовал нажим на щеку. Под повязкой на глазу нервно задергались мышцы.