Сердце Запада

Уильямсон Пенелопа

Наряду с проституцией это был самый отвратительный и грязный способ зарабатывать деньги из известных Ханне.

Рафферти проводил брата взглядом, и на мгновение в его лице мелькнула глубокая с трудом сдерживаемая тоска.

– Он бежит, – процедила Ханна. – Бежит от смерти Чарли, от сгоревшего ранчо и от рушащегося брака. Эта охота на волков — просто предлог. Гас бежит, и ты бежишь вместе с ним.

Рафферти вздохнул и надвинул шляпу на лоб. В своем длиннохвостом черном пальто первопоселенца со свободно свисающим со стройных бедер тяжелым ружьем, трехдневной щетиной на щеках и длинными темными волосами до плеч, Зак выглядел достаточно диким

и озлобленным, чтобы сойти за охотника на волков. Этим мужчинам приходилось быть жестокими, чтобы делать свою работу, выживать зимой на равнинах и спасаться от индейцев. Те ненавидели истребителей волков больше всех остальных, поскольку от стрихнина дохли их собаки. Индеец охотнее сдерет скальп с такого охотника, нежели украдет его лошадь.

– Брат решился на это, чтобы заработать немного денег, Ханна. Мужчина должен обеспечивать свою семью, а прямо сейчас Гас настолько разорен, что того гляди будет вынужден продать свое седло. Если к весне у нас не наберется немного наличных, мы лишимся ранчо или того, что от него осталось. Мужчина должен бороться, чтобы сохранить то, что имеет.

– Мужчина также должен хотя бы иногда вспоминать о своей беременной жене. Вы, мужчины,оставляете ее одну, в одиночку справляться с ребенком. — Ханна вовремя перевела взгляд на его лицо, чтобы заметить, как в глазах Зака вспыхнуло что-то бешеное и отчаянное.

– Ты позаботишься о ней, Ханна, – сказал он, голос дрогнул на ее имени, – ты и док. К тому же Клементина... она сильная. Сильнее всех нас вместе взятых. Когда наступают тяжелые времена, она предпочитает рассчитывать на собственные силы, сама одолевает все препятствия без жалоб и хныканья.

Ханна ничего не сказала. Рафферти засунул кулаки глубоко в карманы пальто.

– Проклятье, я не могу остановить Гаса. И не могу отпустить одного.

– Он бежит, – скривилась Ханна. – Это то, в чем вы, мужчины, всегда хороши. Все как один.

* * * * *

– За каждую волчью шкуру платят по пять долларов, Клем, – сказал Гас. Он хлопнул в ладоши, пытаясь придать голосу больше энтузиазма. – Если сезон выдастся удачным, может, удастся заработать две-три тысячи.

Маккуин расхаживал по комнате, оставляя на толстом турецком ковре глубокие вмятины. Время от времени он бросал взгляды на жену, которая лежала на большой кровати под балдахином, подпираемая грудой подушек. Ее волосы были цвета беленого льна, а кожа казалась прозрачной на фоне изысканного великолепия изголовья из орехового дерева и кроваво-красных шелковых обоев. Гас не удержался от мысли о ночах, которые много лет подряд его брат проводил в этой комнате с Ханной. От вида жены в постели шлюхи Гаса замутило. Сам воздух в этой комнате смердел грехом.

Гас остановился у края кровати и взглянул на Клементину. Та подняла к нему широко распахнутые глаза, неподвижные и далекие как луна.

– Ты знаешь, что я не оставил бы тебя, малышка, если бы не был вынужден, – сказал он.

Тонкие кружева и оборки ночной рубашки затрепетали на груди, когда Клементина вдохнула.

– Конечно, не оставил бы, Гас. – Ее взгляд упал на руки, которыми она машинально обхватила свой большой живот.

– Я делаю это для тебя, – пробормотал Гас, и его голос задрожал от тяжести гнетущего его плечи груза неудач. – Я столько хотел тебе дать: большой дом и всякие удобства, но всего тебя лишил. Но я справлюсь, Клем — вот увидишь. Конечно, из-за пожара нас сильно

отбросило назад, но с наличными в следующем году мы заведем новое стадо коров, и в этот раз я не позволю Заку отговорить меня от покупки лучшего племенного скота. Придет лето, и ты увидишь, как я построю тебе новый дом, больше и красивее, чем тот... – Его слова затихли, их поглотила тишина.

Кусок полена ударился о каминную решетку, послав в воздух столп искр. Порыв ветра обрушился на стекла. Гас никогда теперь не сможет слышать шипение и треск пламени или завывания ветра, не вспоминая при этом тот пожар. Огонь уничтожил дом, который Маккуин возвел для жены в первое лето их совместной жизни. Сожрал почти все их сенокосные луга и пастбища, а больше тысячи голов коров, быков и лошадей «Ревущего Р» сгорели заживо или задохнулись в густом черном дыму. Огонь отнял у Маккуинов почти все и двинулсяк тополям, реке, лачуге охотника на буйволов и к могиле Чарли. Но тут ветер сменил направление, и пламя повернуло назад, начав поглощать самое себя.

В ту ночь – слишком поздно для «Ревущего Р» – пошел дождь и затушил огонь.

Гас сел на постель и взял руку жены. Клементина не напряглась, но он почувствовал, как она отдаляется от него, отстраняется глубоко внутри.

– Я буду скучать по тебе, малышка.

Клементина посмотрела через комнату в окна, за стеклами которых восходящее солнце озаряло небо медовым цветом, а горы уже покрылись снегом. Приближалась зима.

– Возьми побольше теплой одежды, – сказала она отстраненным вежливым голосом, каким говорила с тех пор, как умер Чарли, и который Гас возненавидел. – Ешь не только бобы с салом и галеты. И постарайся держать своего брата подальше от виски.

Он с трудом сглотнул из-за кома страха и отчаяния, появившегося в его горле со дня смерти сына, пожара, а, возможно, и задолго до этого.

– Клементина... – Он хотел сжать жену в объятьях, поцеловать в губы и прикоснуться к грудям, хотел устроиться возле нее, просто полежать рядом, прижав ее к себе. И хотел признаться, как сильно нуждается в ней, нуждается в её вере в него. Что без этой веры, без ее любви он – ничто.

– Я люблю тебя, – сказал Гас и стал ждать.

И пока ждал, думал, что потеряй он жену, и останется только искать смерти, поскольку даже мысль о том, чтобы жить дальше без нее, невозможно вынести.

Клементина шевельнулась, стиснула пальцы Гаса, поднесла руку мужа к лицу и прижала тыльную сторону ладони к щеке.

– Я тоже люблю тебя, Гас.

* * * * *

Воздух колыхал расшитые стеклярусом зеленые занавески в дверном проеме гостиной. Ханна напряженно сидела на диване со спинкой, обитой золотой парчой с овальным рисунком.

Она напрягала слух, словно могла услышать происходящий наверху разговор.

– Бьюсь об заклад, он сейчас пытается уговорить Клем переехать в мой отель, – сказала она, – или остановиться у какой-нибудь более уважаемой семьи.

Ханна повернула голову к брату Гаса Маккуина, который стоял и смотрел в окно. Половицы в комнате наверху заскрипели и застонали под тяжелыми шагами.

– Впрочем, его не слишком заботил скандал, когда он принес бедняжку в мой дом в день пожара, весь обожженный и вонючий, как трубочист, да вдобавок в панике, поскольку думал, что у неё выкидыш.

– Она не уйдет, – сказал Рафферти, однако не повернулся к Ханне, – пока сама не захочет.

– Да ей и пойти-то некуда, кроме старой лачуги с дерновой крышей посреди сгоревшего ранчо.