Сердце женщины
Шрифт:
Шагнув к кровати, Люк собрал одеяло и бросил его в изножье постели.
– Здесь. Полагаю, вам будет удобно, мадемуазель. Однако если вы решитесь лечь рядом со мной, то имейте в виду: я привык спать совсем без одежды.
Капитан начал раздеваться. Девушка же тотчас ретировалась в дальний конец кровати. Раздевшись, Люк растянулся на матраце и зевнул – ему действительно ужасно хотелось спать. Но прежде чем закрыть глаза и уснуть, он решил кое-что сказать своей пленнице.
– Мадемуазель, если вам захочется убить меня ночью, прежде подумайте хорошенько. Помните, что только из-за меня вам не приходится
Девушка затаила дыхание. «Неужели он действительно отправит меня к своим матросам?» – подумала она.
Собравшись с духом, Элиза язвительным тоном проговорила:
– Можете спать спокойно, мистер пират. Меня вполне устраивает ваша каюта.
Капитан рассмеялся в ответ, и Элиза похолодела; ей вдруг вспомнились страшные рассказы про пиратов, было совершенно очевидно: человек, лежавший на кровати, тоже пират, пусть даже он это отрицал.
Но какую же месть он вынашивал?
Дрожа от страха и холода, Элиза осторожно сползла на пол и завернулась в одеяло. Она прислушивалась к каждому звуку, к каждому шороху. Никогда ей еще не было так страшно, как в эту ночь. Чтобы как-то отвлечься, она закрыла глаза и стала думать о брате, об отце, об Уильяме… Когда же он узнает о ее похищении? Он, конечно же, очень встревожится, но удастся ли ему предпринять что-либо для ее спасения?
Она очень надеялась на это и молила Бога, чтобы жених поскорее вызволил ее.
Элиза не ожидала, что уснет, однако уснула. Проснулась же от ярких лучей утреннего солнца, ударивших ей в лицо.
Открыв глаза, девушка чуть приподнялась и осмотрелась. Оказалось, что она лежит на дощатом полу, к счастью, под одеялом. Но одна ли она в каюте?
Собравшись с духом, Элиза приподнялась еще выше и, заглянув за спинку кровати, в ужасе замерла.
Пират все еще спал, причем совершенно голый. Он лежал на животе, ничем не прикрытый, хотя в каюте было довольно прохладно. Ноги у него были длинные и мускулистые, и такие же мускулистые были руки. Но особенно рельефными и впечатляющими казались мышцы на плечах и на спине – было ясно, что этот человек обладал огромной физической силой.
Элиза впервые увидела обнаженного мужчину, и у нее от волнения перехватило дыхание.
Он был великолепен: стройный, могучий… и гораздо более опасный, чем она могла представить. Да, этот человек не из мягкотелых торговцев, которые привыкли к легкой жизни. Он закален морскими ветрами и штормами, а его мускулы походили на тугие узлы, что так ловко вязали матросы. К тому же он, судя по всему, омет, неглуп, так что бороться с ним бесполезно.
Тут капитан что-то пробормотал во сне и перевернулся на спину.
Элиза залилась краской и стыдливо опустила глаза. Но все же она успела заметить его широкую загорелую грудь, покрытую жесткими курчавыми волосами, которые узкой дорожкой спускались к интимным местам. Ошеломленная этим зрелищем, Элиза отпрянула; ей вдруг пришло в голову, что она вела себя просто ужасно… Да, конечно же, она не должна была разглядывать обнаженного мужчину, ей следовало сразу же отвернуться.
«Интересно, а как без одежды выглядит Уильям?» – подумала Элиза и тотчас же покраснела, устыдившись столь греховной мысли.
Тут послышался шорох, а затем капитан
Элиза в ужасе замерла.
Он проснулся, и он знает, что она здесь.
Но что же он собирается делать? Может, хочет изнасиловать ее, чтобы таким образом отомстить Монтгомери? Если он действительно решил проучить ее «отца» именно так, то едва ли она сумеет противостоять ему; с ним далеко не каждый мужчина мог бы справиться.
Что же он скажет ей сейчас? Может быть, заявит…
Тут он заговорил, и Элизе почему-то показалось, что его французский акцент звучит совсем не так, как накануне.
– Я вижу, мы с вами благополучно пережили эту ночь, мадемуазель. Это сулит неплохую перспективу нашему совместному плаванию.
Элиза облегченно вздохнула и немного расслабилась. По крайней мере, он не замышлял насилия. Во всяком случае, в данный момент. Ей очень хотелось сказать ему, что она не намерена отправляться с ним в плавание, однако, сознавая свое положение, Элиза решила, что не стоит раздражать капитана. Она научилась сдерживаться, общаясь с Филоменой.
– Я… Видите ли, я хотела бы на несколько минут уединиться, – пробормотала Элиза, глядя в пол.
Француз рассмеялся и сказал:
– Боюсь, я не из тех, кто рано принимается за работу. Я привык поваляться в постели, пока юнга не принесет мне завтрак.
Элиза с вызовом в голосе проговорила:
– Но я не могу ждать так долго.
Тут капитан понял, что она имела в виду, и, как показалось Элизе, немного смутился. Чуть приподнявшись, он вытащил из-под кровати ночной горшок и подтолкнул его к девушке.
– Налево по коридору есть небольшая комнатка, где вы можете уединиться. Однако не задерживайтесь, мадемуазель. Мне не хотелось бы искать вас.
Взяв горшок, Элиза поднялась на ноги и направилась к двери. При этом она старалась не смотреть в сторону капитана, так как была уверена, что этому человеку неведомо чувство стыда, которое заставило бы его прикрыться. Шла не торопясь, то есть держалась с достоинством. Когда же вышла в коридор, бросилась в соседнюю комнатку.
Минуту спустя Элиза вздохнула с облегчением и вдруг нахмурилась: ей пришло в голову, что она оказалась в еще более сложной ситуации, чем казалось накануне. У нее не было платьев на смену и даже щетки для волос. А в помятом платье и неухоженная… В таком виде она была настолько не уверена в своих силах, что не смогла бы дать бой капитану пиратов, если бы он стал покушаться на нее. К сожалению, у нее не было даже самых необходимых предметов туалета, и эта мелочь оказалась последней каплей… Элиза не удержалась и расплакалась.
Как можно быть храброй, когда волосы растрепаны и нет заколок?!
Немного успокоившись, Элиза все же попыталась привести в порядок прическу. Но тут дверь распахнулась, и на пороге комнатки появился мальчик лет пятнадцати. Его огромные голубые глаза стали еще больше, и он, заикаясь, пробормотал:
– Прошу прощения, миледи. Я… я не знал. – Густо покраснев, мальчик неловко поклонился и тут же потупился.
Элиза невольно улыбнулась. Скромность и почтительность юнги вселили в нее некоторую уверенность. По крайней мере, для этого мальчика она была леди. Прикоснувшись к его плечу, она сказала: