Сердце зимы (Колесо времени - 9)

Джордан Роберт

– Я же сказал, что сделаю, - кисло сказал Беслан, - но ты не можешь сказать, что поджог - такое уж великое деяние.
– откинувшись на спинку стула, Мэт опустил руки на бамбуковые подлокотники кресла и нахмурился. Он в любом случае хотел дать отдохнуть своим рукам, но его перстень-печатка издал металлический звук, ударив по позолоченному дереву, когда он забарабанил пальцами.

– Беслан, ты будешь у всех на виду в таверне, когда будут производиться поджоги, не так ли?
– тот скорчил гримасу.
– Беслан?
– Беслан вскинул руки.

– Знаю, знаю. я не должен подвергать Мать опасности. Я буду на виду. К полуночи я буду пьян, как муж хозяйки таверны! Можешь побиться об заклад,

у меня будут свидетели. Просто это не слишком по-геройски, Мэт. Я воюю с Шончан, какие бы у них с Матерью не были дела.

Мэт удержался от вздоха. Он близок к успеху.

Конечно, не было никакого способа скрыть, как трое Красноруких выводят лошадей из стойл. Дважды за утро он заметил как служанки передают другим монеты, и оба раза, заметив его, женщины, передающие их, испепеляли его взглядом. Даже учитывая то, что Ванин и Харнан все еще жили в длинном бараке позади конюшен, весь Дворец уже знал, что Мэт Коутон скоро уезжает, и уже заключались пари. Ему просто надо было убедиться, что никто не знает насколько скоро, прежде чем станет слишком поздно. По мере того, как медленно тянулось утро, ветер набирал силу, но Типун был оседлан, и он нарезал бесконечные круги на заднем дворе, немного ерзая в седле и наглухо запахнув плащ. Он ехал медленнее, чем обычно, так что подковы Типуна на камнях мостовой издавали ленивый, тяжелый звук. Время от времени он корчил гримасы, глядя на темнеющие тучи в небе и качал головой. Нет, Мэту Коутону не нравилось быть на улице в такую погоду. Мэт Коутон бы остался где-нибудь в тепле и уюте, пока небеса не прояснились бы. Непременно остался бы.

Сул'дам, прогуливающие дамани по собственному кругу заднего двора тоже знали, что он скоро уезжает. Может быть, служанки и не общались с шончанками напрямую, но что знает одна женщина - всегда узнают все женщины в радиусе мили вокруг, и довольно скоро. Пожар не так быстро распространяется по сухому лесу, как слухи среди женщин. Высокая желтоволосая сул'дам бросила взгляд в его сторону и покачала головой. Маленькая полная сул'дам громко засмеялась, улыбка разрезала лицо почти такое же темное, как у любого из Морского Народа. Он был просто игрушкой Тайлин.

Сул'дам его не касались, но Теслин касалась. Несколько дней, вплоть до сегодняшнего утра, он не видел ее среди упражняющихся дамани. Сегодня сул'дам отпустили свои плащи свободно развеваться по ветру, тогда как дамани плотно кутались в свои; все, кроме серого плаща Теслин, забытого и метавшегося то в одну, то в другую сторону, и она немного спотыкалась всякий раз там, где мостовая была неровной. Ее глаза на типичном лице Айз Седай были широко распахнуты и тревожными. Случайно она метнула свой взгляд на полногрудую сул'дам, носившую браслет на другом конце ее серебряного поводка, и едва это сделав, неуверенно облизнула губы.

У Мэта в животе все напряглось. Куда девалась вся ее решительность? Если она готова покориться...

– Все в порядке?
– спросил Ванин, когда Мэт спешился и отдал ему поводья Типуна. Начался дождь, холодными крупными каплями, и сул'дам поторапливали своих подопечных вернуться внутрь, смеясь и убегая, чтобы не намокнуть. Некоторые дамани тоже смеялись, и от этого звука у Мэта кровь стыла в жилах. Ванин не обращал внимания на то, что кто угодно мог заинтересоваться, почему это они, чтобы побеседовать, встали под дождем. Толстяк наклонился, чтобы поднять левую переднюю ногу Типуна и осмотреть копыто.
– Ты выглядишь более взволнованным, чем обычно.

– Все просто прекрасно.
– ответил ему Мэт. Боль в его ноге и колене грызла, как зубами, но он едва ее осознавал, так же, как учащающийся дождь. Свет, если Теслин сейчас сломается...
– Просто запомни. Если ты услышишь сегодня во Дворце крики, или что-нибудь, что будет похоже

на переполох, не ждите с Харнаном. Прямо сразу уезжайте отсюда, а потом найдите Олвера. Он будет...

– Я знаю, где будет этот маленький грубиян.
– отпустив ногу Типуна и выпрямившись, Ванин сплюнул сквозь щель в зубах. Струйки дождя текли по его лицу.
– Харнан не такой дурак, чтобы сматываться в одиночку, а я знаю, что надо делать. Ты лучше позаботься о себе, и убедись, что удача на нашей стороне. Пойдем, мальчик.
– добавил он гораздо теплее, обращаясь к Типуну. Для тебя у меня есть немножко хорошего овса. И прекрасная горячая тушеная рыбка для меня.

Мэт знал, что он тоже должен поесть, но он чувствовал себя так, словно проглотил камень, и места для еды не осталось. Доковыляв до апартаментов Тайлин, он швырнул влажный плащ на стул, и некоторое время стоял, таращась в угол, где стояло его копье с черным древком, прислоненное рядом с его луком без тетивы. За ашандареем он собирался зайти в самый последний момент. Все Благородные к тому времени, когда он собрался двигаться, должны будут быть в постели, так же, как и слуги, и только стражники снаружи должны были бодрствовать, но ему не хотелось, чтобы его видели с ним прежде, чем нужно. Даже Шончан, называвшие его Игрушкой, заметят, если он посреди ночи понесет оружие через залы. Разумеется, он собирался также забрать и лук. Прекрасный черный тис почти невозможно найти за пределами Двуречья, а тот что есть, кроме того, его обрубают слишком коротко. Ненатянутый, лук должен быть на две ладони выше стрелка. Хотя, может быть, от лука придется отказаться. Чтобы использовать ашандарей, если до этого дойдет, ему потребуются обе руки, и мгновение, которое потребуется для того, чтобы бросить лук, может стоить ему жизни.

– Все пройдет так, как задумано по плану.
– сказал он вслух. Кровь и пепел, это прозвучало так, словно у него шерсть вместо мозгов, как у Беслана!
– Я не собираюсь прокладывать себе дорогу из проклятого Дворца силой!
– Это было бы уже через чур. Удача - прекрасная вещь, когда речь идет об игре в кости. В прочих случаях, полагаясь на удачу, человек может лечь в могилу.

Упав на кровать, он положил ногу на ногу не снимая сапог и лежал, изучая лук и копье. Через открытую дверь в гостиную, он слышал как часы мягко отбивали каждый прошедший час. Свет, сегодня ему нужна вся его удача.

Свет в окне гас так медленно, что он чуть не поднялся, чтобы посмотреть, не остановилось ли солнце, но наконец серый свет померк в сиреневых сумерках, а затем опустилась темнота. Часы пробили дважды, и единственными звуками остались стук дождя и свист ветра. Даже бросившим вызов погоде рабочим, похоже, придется бросить свои инструменты и, расталкивая лягушек, тащиться домой. Никто не пришел, чтобы зажечь лампы и позаботиться об огне. Никто не ожидал, что он будет здесь, поскольку он спал прошлой ночью в кровати. Огонь в камине спальни прогорел и умер. Теперь все придет в движение. Олвер уже должен быть в уютной старой конюшне, там все еще сохранялось большая часть крыши. Часы отбили первый полный час ночи, а затем, после, казалось, недельного перерыва, четыре раза за секунду.

Поднявшись с кровати, он ощупью пробрался в кромешной тьме по гостиной и, толкнув, открыл ставни одного из высоких окон. Сильный ветер бросал капли дождя сквозь замысловатую белую кованную железную решетку, быстро намочив его кафтан. Луна спряталась за облаками, и город казался массой окутанной дождем тьмы, без единого огонька. Все уличные фонари, очевидно, были погашены дождем и ветром, и ночь укроет их, когда они покинут Дворец. И любой патруль, который увидит их в такую погоду, подумает, что померещилось. Поежившись, когда ветер продул его промокший кафтан, он захлопнул ставень.