Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
Столько еще необходимо отработать. Еще больше приложить усилий, больше узнать… Хватит ли мне месяца?
Уволиться? Вернуться в Менделеевск? Равносильно побегу. Не решение проблемы. Не вынесение уроков. Обыкновенные малодушие и трусость. Плохо уже то, что я даже на секунду задумалась об этом.
Пока пребывала в лихорадке влюбленности, пока стремилась избавиться от нее, перекрывала ей кислород, пряталась от ненужных и неправильных эмоций в панцире работы, даже не думала, что все закончится так… — полнейшей тьмой.
— …Так что скажешь, Ариш?
Голос Кожухова прозвучал прямо
— Прости, отвлеклась. На что сказать?
В глазах Артема заблестело сочувствие.
— Видимо, дело совсем дрянь… Ариш, бросай здесь все, доделать сможешь завтра. Я уже еду, могу тебя подождать и подбросить до метро. А хочешь, сходим перекусить сначала?
Растерявшись, я пробежала взглядом по его застегнутой темно-серой куртке. Из-под воротника выглядывала яркая зеленая клетка шарфа. Мял черную шапку в кулаке.
Он тоже видит меня такой? Вертихвостка. Хорошая фигура. Большие глаза. Девушка, способная успокоиться от мужского комплимента и внимания… Скорее всего, да.
— М-м… Знаешь, не хочу оставлять до завтра. Езжай. Спасибо огромное за твое предложение.
Я подкрепила свои слова маленькой улыбкой благодарности, вернулась к заполнению таблицы. Переступив с ноги на ногу, Кожухов робко пробурчал:
— Ну ладно тогда. Пока, — и ушел.
Я включила лампу, потому что строчки стали расползаться в сгущающейся тьме. Общий свет включать не стала — чувствовала, что совсем ослабела. Да и не хотелось вставать. Не хотелось делать лишних движений. Хотелось слиться в одно с тишиной, которую своим бархатистым тоном нарушало урчание системного блока и мягкое щелканье клавиш, с загустевающей синевой, узкими прямоугольниками врезающейся в окна, контрастирующей с белыми вертикальными пластинами жалюзи. Хотелось определиться наконец, справлюсь ли я. Справлюсь ли с демонами своей ошибки, с зубами слухов и стальным капканом ограничения во времени?
Изначально не следовало оставаться работать там, где начальник активно проявляет к тебе интерес и не менее активно добивается ответного. И не в том даже проблема, что он обманщик… И не в том, что пошли разговоры. Проблема в том, что двусмысленное положение неизбежно. Срывал ли Вадим на мне злость, был ли жестоко честен со мной — все его слова, его точка зрения правомерны и справедливы.
Это очень больно.
Глаза застлала пелена, поэтому я прекратила печатать, судорожно вдохнула, пытаясь справиться с тяжестью, сдавившей грудь, уперлась локтями в выдвинутый лоток с клавиатурой, спрятала в ладонях лицо.
В какой момент обычный будний день превратился в сумятицу, хаос из эмоций, сказанных и прожигающих мозг слов, уколов боли и бега по лабиринту решений?
Через минуту убрав от лица повлажневшие ладони, проглотив сухой репейник комка, навязчиво застрявший в горле, я потянулась к лежащему у монитора сотовому, выбрала из списка один-единственный возможный сейчас номер.
— Эй, привет! Чего молчишь? — голос Люси звучал хрипло и тихо.
— Привет, — выдавила я. — Ты спала, что ли?
— Угу. У тебя что стряслось?
— Да ничего. — Я поправила лезущие в лицо
— Арин, не дури, — в голосе сестры зазвучали твердые напористые нотки. — Не пудри мне мозги. Твой козел Дима пришел на тренинг, и вы снова говорили? Так?
Я облизала губы, покатила по столу ручку, оставленную мною с утра, не убранную в органайзер.
— Нет, конечно, не придумывай. Так куда вы с Русланом ходили вчера?
— Арин. — В трубке прошуршал долгий выдох сестры. — Я тебя с рождения знаю. Ты никогда не звонишь мне с девчачьими разговорами ни о чем. Что у тебя случилось?
Пустяки, по сути. Пережила сложный тренинг, получила пару критических замечаний, еще раз пересмотрела свои поступки, подойдя к ним уже с иным мерилом, и, похоже, потеряла самоуважение. Что самое ужасное…
— Да ничего страшного, Люсь. Просто не знаю, что делать, растерялась чуть-чуть.
Ребра ручки ощутимо врезались в ладонь, пока я катала ее от лотка с файлами до органайзера и обратно. Кусала губы и старалась сосредоточиться лишь на сделанных вдохах и выдохах, глаза выжигали подступающие слезы.
— Рассказывай, — безапелляционно отрезала Люся. — Давай вместе разбираться.
— Просто выдался тяжелый день, — я мерно цедила слова. — На тренинг пришел мой начальник. Вадим Савельев.
— Старший брат? Он вернулся? Ох, ни черта себе…
— Вернулся.
— Он в курсе, да?
— Конечно.
Растерев лоб, начинающий пульсировать мигренью, я дотянулась до органайзера, вернула в него ручку. У входа в офис послышался шорох. Вернулся Кожухов? Что-то забыл? Я на секунду обернулась, вгляделась в темный проем — видимо, в приемной, соседствующей с помещением для менеджеров, света не зажигали — никого.
— Что он сказал тебе? — голос сестры прозвучал достаточно жестко. — Уволил?
На экране моего вдруг погасшего монитора замелькала надпись, то плавно ползла вниз, то поднималась вверх. Магически гипнотизирующие буквы, цветные квадратики.
— Сказал правду. Нет, не уволил. У меня еще месяц испы…
— Какую правду он тебе сказал? — Людмила раздраженно и нетерпеливо оборвала меня на полуслове.
Подавив вздох, я заставила себя откинуться на спинку кресла, обвела взглядом пустой офис, уже практически уплывший в насыщенно-синий мрак зимнего вечера: ваза с искусственным сухостоем в углу, столы, черные торцы мониторов, заборчики папок с файлами, органайзеры, ощетинившиеся пиками ручек и карандашей. Все казалось причудливо незнакомым, наощупь узнаваемым памятью, но уже потерявшим свою суть.
— Ну? Ты молчишь потому, что не можешь придумать, как и его выгородить, или почему, а?
Поддевая уголок ногтем, я затеребила край листа со списком промоутеров и карандашными росчерками их оценок. Ощутила пощипывающий влажный след, протянувшийся от уголка глаза до щеки, жестко уничтожила его ладонью, ровно ответила:
— Сказал, что я пока как профессионал не состоялась, но как привлекательная особа — более чем.
Люся прошипела:
— Вот урод моральный.
— Люсь, — голос дрогнул, я сделала паузу. — Он совершенно прав.