Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
***
— Кто-то скажет, что четыре года — это ничто, пустячный, смешной срок, который ни о чем не говорит и не является гарантом стабильного радужного будущего. И будет прав. Но для «Мэнпауэр» эти четыре года значат очень многое. Они означают, что мы прошли первый этап, миновали прибрежные рифы и опасные течения. Преодоленные трудности проверили нас на стойкость, ловкость и сообразительность. Эти четыре года — наша первая мудрость, а ее мы положим в специальный сейф и будем при всяком необходимом случае вытаскивать и, возможно, хвастать, а возможно, использовать по назначению, то есть для того, чтобы двигаться дальше. Так что вперед, коллеги, друзья, болельщики и деятели!
Заканчивая
Как только мой руководитель умолк и ушел со сцены, ее тотчас же заняли музыканты, к микрофону скользнула певица. Зажужжали голоса, послышался смех, мои коллеги и гости немного расслабились, задвигались, часть столпилась у столов с едой и напитками, и толчея усилилась, будто обтекая небольшой прямоугольный зал, заполненный смесью запахов туалетной воды, кожи, нарезанных фруктов, сыра и колбас.
Официальная часть корпоратива вышла краткой и емкой. С днем рождения «Мэнпауэр» поздравили все отделы агентства, вернее, представители каждого, звучали стихи, разыгрывались шарады, даже частушки пелись. Вадим Савельев, «наш дорогой и обожаемый руководитель», как объявила перед его выходом Кира, облаченная в максимально открывающее грудь и ноги платье цвета баклажана, держал слово последним.
Он выбрал тот красный галстук. Я думала, что он предпочтет синий, но, возможно, красный цвет лучше отражал его настрой. Сегодня Вадим буквально горел, искрился и поспевал везде и всюду. Сыпал шутками, пожимал руки. Серые глаза сияли, с лица не сходила улыбка. Темно-серый костюм, белая сорочка и красный всполох галстука — захватывающий контраст сдержанности, рамок и страсти, стихийности. Да, действительно, в этом — он, Вадим Савельев…
Один раз наши взгляды пересеклись, долго не отрывались друг от друга. Потом его скользнул вниз, к моим ногам, неторопливо поднялся вверх, оценивая. Вадим не улыбнулся, продолжая глядеть на меня пронзительно и как-то требовательно, улыбнулась я, кивнула ему, отвернулась к кому-то, кто на тот момент отвлек своей репликой, адресованной моему платью.
Странное ощущение, будто кожа нагрелась под его поглотившим всю меня взглядом, не проходило, как бы я ни прогоняла его.
Звон посуды, негромкий гул разговоров, смешки скоро перекрыла зазвучавшая со сцены музыка, к которой после нескольких начальных тактов присоединился голос певицы. Я отошла к небольшой нише между столом и ложным окном, задрапированным присборенными шторами горчичного цвета. Чтобы чем-то занять руки, водила большим пальцем по фужеру с шампанским, с которого просто сняла пробу, когда прозвучали финальные слова Савельева, — хрусталь пока еще хранил прохладу шипучего вина. Наблюдала за людьми вокруг, понимая, что необходимо влиться в атмосферу общего непринужденного, заигрывающего общения, но не торопясь с этим.
Он разговаривал с двумя мужчинами, стоя у противоположного края фуршетного стола, я их видела впервые, наверное, приглашенные гости, представители тех компаний, для которых и работает наше агентство.
В целом мне понравилось то, насколько разумно все организовано, чувствовалось, что празднество удалось. Зал, достаточно просторное помещение с высоким потолком, был оформлен в нераздражающей белой, бежевой, золотистой и горчичной цветовой гамме, вазоны со скромными цветами, никаких воздушных
На данный момент меня никуда не тянуло, хотя Артем и сопровождавшая его пухленькая светловолосая девушка, представившаяся Сашей, милая, но показавшаяся мне зажатой и боязливой, звали с собой сыграть в восьмерку. Мне не хотелось вклиниваться в их возможный второй совместный вечер.
Вадим все еще разговаривал. Теперь — с Машей Ларионовой и, по всей видимости, ее супругом. Кажется, тот работал в отделе кредитования «Сбербанка»…
Нет, сегодня не совсем подходящие обстоятельства для очередной нашей беседы — столько глаз и ушей кругом. Кира ястребом отслеживает, подойдет ли он ко мне, не уставая стрелять глазами то в мою, то в его сторону. И даже если случится так, что мы заговорим друг с другом… Савельев вряд ли будет вести себя со мной нейтрально, ведь так давно запланированный разговор о необходимости держаться в рамках деловых отношений, откладывался и откладывался.
Но его обидит, если я не поговорю с ним сегодня, не скажу пары теплых слов о его работе, его речи ему лично. Я уверена.
Лично… Я поправила платье. Бессмысленно — оно надежно сидело на плечах. Скользнула пальцами в распущенные волосы, тоже не было смысла — лак хорошо держал созданную еще днем укладку.
Для нервозности нет причин. У меня еще будет время и возможность адресовать Вадиму Савельеву свои пожелания и впечатления. Могу сделать это завтра, позвонив. Обычный, оправданный ситуацией звонок, в который не будет вложен личный смысл. Сейчас же нужно другое: присоединиться к какой-нибудь группке, улыбаться, говорить, может даже, принять чье-то приглашение на танец.
Дала себе еще пять минут в стороне от людского месива и набирающего обороты веселья. Несколько пар красиво задвигались под медленную незнакомую мне песню. Наблюдая за их танцем, я вслушивалась в чистый и глубокий голос певицы — практически отрешилась от происходящего вокруг.
Кто-то вдруг осторожно коснулся моей руки, и я резко оглянулась. Мне улыбался Вадим, яркие, как звезды, глаза сияли.
— Вы самая красивая девушка здесь.
— Как вам вечер? Нравится? — быстро спросил он, наклонившись ко мне, вызвав смущение и своим комплиментом, и тем, что оказался очень близко ко мне.
Я ощутила исходящий от его кожи легкий, но сочный аромат ментола и кедра, ответила с улыбкой:
— Да, очень.
Савельев покачал головой с недовольной гримасой:
— Вы в своем амплуа. Оставьте вежливые ответы для других. Вы смертельно скучаете.
Я безмолвно всматривалась в его лицо. Почему-то не удивилась, как просто, не прилагая никаких усилий, он разгадал то, что, как мне казалось, я надежно прятала.
— А когда я произносил речь, мне показалось, что вы вот-вот заснете. Да, пафоса в ней было много.
— Вовсе нет. Вам незачем обижать себя. — Нахмурившись, я поставила на стол фужер, машинально поправила рассыпавшиеся салфетки. — И вы не могли меня видеть, я довольно далеко стояла, — подняла на него выразительный взгляд: я тоже способна делать меткие замечания.
— И зря далеко стояли — это раз. А два — я бы вас в любом случае увидел.
На его лице застыло непонятное выражение. Недовольство? Обида? Взгляд обжигал. Заколотившись, мое сердце погнало кровь к щекам. Подавив вспышку волнения, я невыразительно заметила: