Серебро ночи. Трилогия
Шрифт:
Медиатор подал Сильверу две узкие трубки.
— Это копии древней карты. Хорошенько ее изучите. Все названия с древнего языка переведены, трудностей у тебя быть не должно.
Сильвер осторожно убрал одну карту в свой мешок, другую протянул ясноглазому насмешнику.
— Бери, Эдмунд, это тебе! Если со мной что-то случится, оставшиеся с ней дойдут до Северстана.
Эдмунд закрутил пышный ус.
— С таким настроением не стоит и начинать!
— Это простая предусмотрительность. Вернемся, ты мне ее отдашь.
Беллатор с Медиатором скорбно наблюдали, как воины завязывали мешки с поклажей, относили их поближе к входу, чтоб забрать на рассвете, и расходились по своим спальням.
Отец со старшим сыном остались одни. Медиатор с глубокой печалью проговорил скорее для себя, чем для сына:
— Кто из них вернется? И вернется ли?
Беллатор угнетенно промолчал. На этот вопрос ответа никто не знал.
Они прошли в покои Медиатора. Он приказал подать вина и легких закусок. Выпив бокал, Беллатор спросил:
— Для чего приходил Контрарио?
— Узнавал, что случилось с Зинеллой. — Наместник брезгливо поморщился, произнеся это имя.
— Поздновато он о ней вспомнил.
— Понятно, это только предлог. Он проводил рекогносцировку. Теперь, когда в столице практически не осталось охраны, он непременно пожелает захватить власть. И повод у него есть — он якобы мстит за сестру.
— Невозможно отомстить за того, кто тебе безразличен.
— Зинеллу он не любил, но она была ему очень полезна. К тому же его приспешников это не интересует. И у него есть еще один очень немаловажный интерес. Возможно, самый главный в его жизни.
— Фелиция? — встревожено уточнил Беллатор.
— Вот именно. Убежден, что она до сих пор привлекает его сильнее, чем власть и деньги.
— Тетушка — монахиня, она не может выйти замуж ни за него, ни за кого другого, — убежденно заявил Беллатор. — Контрарио не на что надеяться.
Медиатор болезненно сглотнул, дернув кадыком.
— Думаешь, его волнуют подобные мелочи? Значит, станет любовницей графа. Сейчас, когда в монастыре осталось всего-то десяток стражников, препятствия для него, по сути, нет.
— И Роуэн в одиночку мало что может сделать против сотни вооруженных наемников графа, — Беллатор встал и в волнении принялся ходить по комнате.
— Роуэн? — наместник задумался. — Даже если он и не желает претендовать на титул герцога, но уж звания «Короля-из-подворотни» у него никто не отнимет.
— Что ты хочешь этим сказать? — Беллатор остановился перед ним, чуть склонив голову набок.
— Нужно дать ему денег, и пусть он наймет самых отчаянных головорезов из босяков. В монастырь их пускать ни к чему, пусть располагаются вокруг. Так, чтоб мышь не проскочила. И охраняют.
— Ты уверен, что они не разбегутся, стоит лишь показаться штандартам графа?
— Пусть выбирает таких, кто не побежит. В этом он разбирается
Беллатор кивнул, наливая вина себе и наместнику.
— Ты прав, отец. Завтра же после отъезда Сильвера отвезу деньги Роуэну. И скажу, что одна надежда на него. По крайней мере, о безопасности Фелиции у нас голова болеть не будет.
— Может быть, на обратном пути ты заглянешь к маркизе Пульшир? — вкрадчиво предложил Медиатор.
При этом имени рука у Беллатора дрогнула, расплескав вино из бокала.
— Зачем? — он приложил платок к запачканному камзолу и чертыхнулся.
Медиатор заметил непривычное беспокойство сына. Медленно поднеся бокал с вином к губам, отпил и только потом произнес:
— Мне кажется, Фелиция права, и маркиза что-то скрывает. Поговори с ней. Женщины всегда относились к тебе с доверием. Возможно, твоя располагающая внешность поможет и тут.
— Ладно. Я заеду к ней. Но за результат не ручаюсь. Она необычная женщина, — при этих словах Беллатор невольно вздохнул.
Отец проницательно взглянул на сына.
— Она тебе нравится?
— Что из того, нравится, не нравится? — с горечью заметил Беллатор. — Я почти ровесник ее сына, и этим все сказано.
— Она не считает тебя мужчиной? Ты для нее кто-то вроде сопливого мальчугана? — Медиатор приподнялся, намереваясь подняться, но передумал и снова тяжело опустился в кресло.
— Она меня считает сыном наместника и никем более. Но не будем об этом. — Беллатор немного помолчал, мрачно нахмурив брови. — Меня мучают тяжелые предчувствия. Мне страшно за брата. У тебя нет такого отвратительного чувства, отец?
Медиатор прерывисто вздохнул, кивая.
— Тяжкие предчувствия меня мучат очень давно. Даже во время опаивания меня Зинеллой мерзкими снадобьями и нахождения под чарами Тетриуса, от которых я впадал в скудоумие, меня угнетали дурные сны. Днем я почти ничего не понимал, но вот ночью, в снах, куда не было доступа чародейскому камню, я соображал очень ясно. К сожалению, при пробуждении сны очень быстро забывались.
— Этой Зинелле мало одного беспамятства, ее нужно было заключить в подземелье на всю жизнь, — зло воскликнул Беллатор.
— Она тоже была под воздействием камня, — справедливо заметил Медиатор.
— Ты так и графа оправдаешь, отец, — Беллатор недовольно поморщился.
— Нет. Контрарио был таким еще до того, как в его руки попал чародейский камень. Своевольным и эгоистичным. Камень только усилил его отрицательные качества. Но у нас с тобой другие сейчас заботы. И главная из них — проводить Сильвера в дальний путь. Хорошо, что Алонсо не знает о походе. Мне жаль его, но поделать я ничего не могу.
— Мне тоже его жаль. Возможно, если б мы вовремя показали его Ферруну, все было бы по-другому. Но что толку мечтать? Вряд ли целебная сажа может лечить душевные немочи.