Серебряная герцогиня
Шрифт:
Народ завыл от разочарования. Никто не хотел королевской милости. Никто. Люди были распалены до предела. Казалось, все обиды, все несправедливости в их жизни совершены именно этим молодым парнем в длинной — почти до колен — белой рубахе и с дерзко поднятой русой головой.
— Сдохни, Ульвар, — зарычал Альдо, — мне не нужна твоя…
Но не смог договорить — прямо в его лицо прилетел камень. Альдо пошатнулся. Ульвар вскинул руку:
— Дети! Не делайте себя злодеями. Да будет суд.
— Суд! Суд! Смерть!
Конь
— Уль! — крикнула она, но король её не услышал: толпа шумела, а голос у Серебряной герцогини всегда был тихий.
— Без страха и оглядки, без корысти и не из побуждений мести судите лорды. Да будет суд ваш правым и верным, — провозгласил Ульвар. — Я устраняюсь от суда. Обиженный, я не требую расплаты за обиду. Имеющий власть судить по своему произволу, я отстраняю себя от суда и передаю власть вам, лорды. Как приговорите, так и будет. По слову вашему да исполнится.
«Нет! Нет, Уль, что ты делаешь?!» — Джайри задохнулась от ужаса. Разве кто-то из лордов осмелится сейчас выступить против желания толпы? Окружённый её плотной ненавистью? Это мог сделать один лишь король…
Вперёд вышел перепуганный человек в мантии, под которой виднелись кальсоны — городской глава. Зачитал обвинения. Король молча выслушал, а затем загремел голосом на всю площадь:
— Твоё слово, лорд Рандвальд. Говори, если тебе есть, что сказать.
— Ты — мерзавец, Уль! — заорал Альдо.
Толпа засвистела, завопила, и остаток речи преступника утонул в ярости народного гнева. Снова полетели камни, и четвёрка лучников окружила несчастного, заслоняя его своими телами.
— Дети! — повысил голос король. — Довольно! Суд лордов. Да судят лорды. Равные — равного.
И толпа послушалась, стихла, недовольно ворча. Вперёд шагнул один из лордов.
— Я, лорд Айсмуд, вассал короля и герцога Нэйоса, хранителя Шёлкового щита, властью данной мне моим королём, рассуждаю, сужу и приговариваю: лорд Рандвальд, наследник Юга, виновен в богинемерзком преступлении. Достоин смерти.
Джайри ударила каблуками в тяжело опадающие бока коня.
«Уль, пожалуйста, останови это!» — кричало сердце.
Ларан улыбался. Только это была совсем не весёлая улыбка. Рядом с ним стояла хмурая дочь.
— Ю, — устало заметил хранитель чаек, — теперь ты понимаешь мою детскую трусость? Мы с тобой — заложники своего положения. Мы не выбирали и не желали нашего бремени.
Ювина тихо рассмеялась.
— Ты — мальчишка, Лари. Ты снова мальчишка… Но кем бы ты тогда стал, если бы не вернулся на Солёные острова?
— Бродягой. Тем, кем был всегда.
Надо же! А она и забыла, каким он был невысоким — ниже её. Ершистый, словно весенний воробей.
— Знаешь, мне всегда казалось, что принц Ульвар похож на тебя. А сейчас я поняла: нет. Ты смеялся,
— Я и сейчас — добрый мальчик, Ю, — он улыбнулся своей некрасивой улыбкой — от уха до уха.
— Ты пришёл за мной? Я умру?
— Это не так страшно, Ю. Совсем не так.
— Но я боюсь.
Лари протянул ей худую мальчишескую руку, поцарапанную, в синяках и ссадинах. Снова усмехнулся:
— Я с тобой. Не бойся. Я знал, что тебе будет страшно. Поэтому пришёл сам.
— Ты всегда умел втравить меня во всякие неприятности, — заметила Ювина, покачав головой.
Мальчишка пожал плечами:
— Но было весело, разве нет?
Толпа заревела, предвкушая зрелище. Лорды, испуганные перед лицом стихии, постарались: казнь должна была стать ужасной. Расчленить, рассечь грудь, разрубить на глазах Альдо его сердце…
Джайри с ужасом всматривалась в фигуру короля. Она не видела выражения его лица — было ещё далеко, но Ульвар казался высеченной конной статуей. А вот бледное, но гордое лицо друга детства девушка видела. Услышав, на что он обречён, Альдо побелел, но не склонил головы. Только губы его дрожали.
— Милости! — закричала Джайри, как могла пронзительней — высокий голос лучше слышен. — Королевской милости.
Во всё сжимающийся из-за давления толпы овал шагнул палач. И новый рёв потряс город. Все неурожаи, все болезни, тяжкий, почти рабский труд, холод и голод жаждали найти виновного, а, обретя его, стремились утолить свою обиду.
— Король принимает суд своих лордов, — провозгласил Ульвар. — Король склоняет голову, как один из вас…
— А-а-а-а! — в экстазе заорала чернь.
Монарх подождал и продолжил:
— Однако ваш король справедлив, но милостив. Дети мои, я не желаю никому зла. Я хочу милости, и я творю её. Рандвальд, сын Юга, ты слышал приговор. Но небесная богиня учит нас, что милосердие выше справедливости.
Джайри замерла, сглотнув. Голова её кружилась от эмоций.
— Я милую тебя. Ты умрёшь лёгкой смертью. Тебе лишь отсекут голову мечом. Во имя любви и милосердия. И прежних заслуг твоего рода перед троном.
«Что? — Джайри не поняла, не могла понять его слов. — Ты его помиловал… но…Но как же…»
— Да здравствует милосердие короля! Славься, король Ульвар!
Девушка схватилась за голову, силясь понять, но разум отказывался. И, лишь увидев, как белый и прямой Альдо преклонил колени, а палач занёс над ним широкий длинный меч, она всё поняла.
— У-уль! Нет!
Голос сорвался, словно шёлковая нить, но Ульвар услышал, обернулся и увидел её. Голубые глаза расширились от испуга, и король бросил коня к ней, но дальнейшего девушка не увидела. Мир потемнел, поводья выпали из её рук, и она стала падать-падать-падать в бездонную темноту.