Серебряная лоза

Бонс Олли

Сейчас он бился над светляком: тот никак не мог поднять в воздух тяжёлое тело, ужасно шумел и трещал, и огонёк его тускло мерцал за толстым стеклом. Но если делать стекло тоньше, оно быстро шло трещинами.

А ещё рядом сидела Грета, которую в этот день можно было держать за руку. Держать долго, пока не догорит свеча. Но уж эту мечту хвостатый гнал далеко, едва она показывалась, и даже сам себе в том признаваться не смел, не то что думать о таком перед всеми. Достаточно ему и того, что приняли в людском доме.

За годы,

проведённые в городе, мальчишка понял уже, как относятся к хвостатым. Всё, как рассказывал отец, или даже хуже. Ещё прислугой, может, могли взять, но во всём городе ни у какого больше мастера не было ученика из этого племени. Да хвостатые и не рвались в ученики, предпочитая лёгкий хлеб.

Мальчишка сперва надеялся обзавестись знакомыми, но скоро понял, что интересы у них слишком разные. Да и городские обитатели с презрением отнеслись к собрату, пожелавшему учиться у человека.

Но и люди в городе были к мальчишке неласковы, относясь ровно так же, как и к остальным хвостатым. Соседи не раз говорили мастеру Джереону, что ученик однажды ограбит его и сбежит. На исходе пятого года поутихли, правда.

Мастер был удивительным человеком. Разглядев с первого дня в мальчишке тот же огонёк, что горел и в нём, он принял своего необычного ученика как родного. Ни словом, ни делом не давал понять, что относится к нему хуже лишь из-за его породы. Эта молчаливая поддержка придавала сил, позволяла сносить тычки, насмешки и косые взгляды.

Дочь мастера, Грета, отнеслась к появлению хвостатого иначе. Долго ещё она старательно делала вид, что не замечает мальчика, а то и убеждала отца избавиться от такого ученика. Говорила, её стыдят в школе и подруги отворачиваются.

— Зато растаскивать побрякушки, которые мальчишка учился ковать и отливать, твои подруги не стыдятся, — отвечал мастер. — Налетают, как сороки, спасибо не скажут, а за спиной языками треплют. Подумай вот лучше, называть ли таких подругами.

Грета фыркала. Она не очень-то понимала, кто такие сороки, но по тону отца чувствовала, что сравнение было нелестным.

Однажды дочь мастера застала мальчишку с книгой в руках.

— Отдай, воришка! — закричала она, вырывая томик из его рук. — Кто тебе позволил брать без спроса мои книги?

— Я не воришка! — обиделся тот. — Эта книга лежала в комнате, где я живу, и всю зиму о ней никто не вспоминал! И читаю я, видишь, в мастерской, ни от кого не прячусь!

— Чита-аешь? — насмешливо протянула Грета. — Будто умеешь.

Мальчишка насупился.

— Тебе откуда знать? — сердито произнёс он. — Я уже много букв выучил. Могу прочесть и «рынок», и «театр», и «школа», и «башмачная мастерская Ганса»! В этой книге я ищу слова с незнакомыми буквами и пробую догадаться, что они означают, чтобы узнать их все.

Грета покачалась на носках, в задумчивости глядя на хвостатого, а потом поднялась к себе, и книжку унесла. Но вскоре на лестнице вновь зазвучали

её торопливые шаги.

— Держи вот, — сказала она, протягивая тонкий томик. — Это букварь, он тебе сейчас будет куда полезнее.

И убежала быстрее, чем опешивший мальчишка сообразил её поблагодарить.

С этого дня лёд между ними начал подтаивать.

На улице, конечно, Грета на него и не глядела, и сопровождая её на рынок, мальчишка неизменно держался в нескольких шагах позади. Но дома она давала ему новые книги, а по вечерам, если была не занята, спрашивала, что он успел прочитать.

— Это мой ученик, а не твой! — ворчал мастер Джереон, впрочем, добродушно. — Читать выучился — ну, и хватит с него. А то с этими книгами мальчик и свои поделки забросил.

— Да всё я успеваю! — счастливо отмахивался хвостатый. — Я вот карту задумываю смастерить, чтобы были на ней все наши Лёгкие земли — и Моховые болота, и город Пара, и другие города. И чтобы паровоз летел от вокзала к городу Шестерни и дальше, и чтобы машины рубили лес, и шахты на севере работали, и даже чтобы маленький Эдгард шёл со своей тележкой на север, восток и юг. А как такое воплотишь без знаний? По всему выходит, нужно мне больше узнать о мире. Эх, и как только люди прежде жили без механизмов!

— Эх, парень, — вздыхал мастер, — чую я, доведёт тебя однажды ум до беды. Нет бы выучиться клепать безделушки, что народу по вкусу, да считать денежки. Нет же, подавай ему что-то своё, чего никто прежде не мастерил...

— Так вы и сами таковы, мастер Джереон, — смеялся мальчишка.

Беда у них однажды и вправду приключилась, но виноваты в том оказались не знания.

Пятничным вечером в дверь грубо забарабанили. Тяжёлый, должно быть, был кулак у незваного гостя, а вскоре к нему присоединился ещё и ботинок.

— Сейчас открою! — крикнул, бледнея, мастер Джереон.

Он поспешно вскочил из-за стола, схватил зелёную свечу и бросил в печь, где всегда тлел огонёк.

— Лампу зажгите, лампу, — прошипел старик, обращаясь к дочери и ученику, и заторопился к двери.

Снаружи ожидали стражники, целых трое. Первый немедленно оттеснил мастера, хозяйским шагом прошёл в мастерскую, всё оглядел, принюхался даже. Уставился на Грету и Ковара, сидящих за столом. Перед ними стояла наспех разожжённая лампа и лежала раскрытая книга.

— По какому вопросу? — поинтересовался мастер Джереон, поправляя очки беспокойным движением.

— Был получен донос, что вы жжёте зелёные свечи, — холодным тоном ответил тот, что был у пришедших главным. — Что скажете?

— Ложь! — торопливо произнёс мастер. — Конкуренты расстарались!..

— Ложь? — так же бесстрастно спросил стражник. — В щель двери я сам лично видел зелёный свет.

Мастер побледнел и отступил на шаг. Пришедший ещё сверлил его холодным взглядом, но вот-вот он поднимет руку, отдаст приказ всех схватить...