Серебряная подкова

Тарджеманов Джавад

Заметив, что Николай нахмурился, профессор взял его за руку.

– Не огорчайтесь, - отеческим тоном продолжал он.
– Я сказал "временно". Кроме того, ваша мысль не останется без работы. Как только я закончу курс лекций "Дифференциальное и интегральное исчисление", приступим к изучению двух новых предметов: "Приложение аналитики к геометрии" по Монжу и "Аналитическая механика" по Лагранжу. Так что пищи для ума вам хватит...

– Спасибо, герр профессор, - сказал Николай, поднимаясь

с дивана.
– Вы помогли мне. Я ведь и пришел к вам за помощью.

Бартельс был тронут. Его большие голубые глаза блеснули. Опять он протянул руку, и Николай почтительно пожал ее.

– Что же касается критической оценки ваших взглядов, - сказал профессор, уже стоя в дверях, - то при всем желании вряд ли смогу быть компетентным судьей. Ведь я не философ, а математик. Вот скоро в Казань приедет мой старый приятель Броннер. Он, говорят, назначен в университет ординарным профессором на кафедру теоретической и опытной физики. Очень осведомленный человек, особенно в различных областях естествознания. Я вам помогу завязать с ним дружбу.

...Знакомство Лобачевского с профессором Францем Бронпером произошло совсем случайно, без участия Бартельса.

Как-то в начале ноября, под вечер, Николай зашел в книжную лавку Пугина в Гостином дворе. На столах и полках лежали грудами новые и подержанные книги на русском, французском, немецком и латинском языках.

Здесь можно было найти светские романы, богослужебные церковнославянские книги, научные трактаты, учебники, "травники" (так назывались древнерусские лечебники).

Тут же продавались географические карты, гравюры, картины. Имелись даже семена редкостных растений: альпийского льпа, суходольного американского риса, китайской конопли.

Лобачевский с интересом перебирал новые приобретения книжника. Это были старинные книги в кожаных переплетах. Некоторые сильно потерты, на одной даже видны следы огня...

"И книги имеют свою судьбу", - невольно вспомнилось юноше древнее изречение. Его внимание привлек один трактат на латинском языке, изданный в 1617 году в Амстердаме, и он долго не выпускал его из рук. "Об обращениях небесных сфер", - прочитал Николай на титульном листе книги, едва поверив своим глазам. Это было великое творение Коперника. Первое издание.

Заметив, с каким восторгом юноша рассматривает книгу, продавец тут же стал набивать ей цену:

– Правильно изволили сказать, редчайшее издание.

За него и десятки не жалко... Вам, студенту-любителю, так и быть, уступлю за трешницу...

Николай сунул в карман руку. Чудес не бывает: как и ожидал, нащупал там всего лишь несколько монет. Но Коперник...

– Отложите для меня, зайду после, - попросил он.

– Слушаюсь, - отозвался торговец и, отложив в сторону эту книгу, придвинул Лобачевскому следующую, на греческом языке.

– "Физика", - прочитал Николай, а ниже: - Аристотель.

С трепетом развернул он пожелтевшие

страницы. Вдруг чья-то сильная рука легла на его плечо, и звонкий голос проговорил по-гречески:

– Вы давно интересуетесь Аристотелем?

Николай оглянулся. Рядом с ним стоял человек лет пятидесяти, с проницательными узкими глазами на скуластом лице.

– Будем знакомы: Броннер, он же Аристотель, - произнес он, улыбаясь, но, заметив, с каким удивлением рассматривает его юноша, спросил: Простите, на каком языке могу с вами объясняться?

– Можно и по-немецки, но я понял все, что вы сказали, герр Броннер, ответил Николай на греческом языке.

– Раз вы знаете столько языков, значит, не иначе, как вижу я перед собой студента Лобачевского!
– воскликнул по-немецки Броннер, протягивая руку.
– Вот неожиданность! Очень рад познакомиться. Только что профессор Бартельс говорил о вас... Что это за древняя книга, которую вы купили? спросил он, указывая на ветхий томик, отложенный продавцом.

– Трактат Коперника "Об обращениях небесных сфер", - ответил Николай. Но я пока еще не купил его.

– Почему?

Николай пожал плечами.

– Бедный студент?
– улыбнулся Броннер.
– Понимаю.

Но упустить вам такую книгу нельзя. Берите. Я уплачу.

Расплатившись, они вышли на улицу. Было холодно и сыро. Порывистый ветер с Волги трепал голые деревья, заставлял прохожих поеживаться. Тонкое форменное пальто Лобачевского не согревало. Решили поторапливаться.

– Вы сейчас не заняты?
– спросил Броннер.
– Проводите меня к университету.
– И, непринужденно взяв смущенного юношу под руку, профессор повел его по Воскресенской улице.

– Я знал вас уже по рассказам Корташевского и Бартельса. А тут еще такая встреча - с Аристотелем в руках...

Ваши поиски в геометрии, как мне говорили, оригинальны.

Я тоже в такие, как ваши, годы увлекался...

– Чем, господин профессор?
– нетерпеливо прервал Николай.

Броннер внимательно посмотрел на студента.

– Чем?.. Нет, я сначала расскажу вам о другом, чтобы вы могли понять меня... Пятьдесят лет назад в небольшом придунайском городе Гехштадте родился белобрысый мальчик. Отец его был рабочим и выделывал кирпич, за который получал гроши. Другим источником заработка была...

не удивляйтесь, его скрипка. Да, да, кирпич и скрипка.

Не странно ли, правда?

Лицо Броннера казалось теперь каким-то болезненным, голос его звучал не так звонко. Передохнув, он спросил:

– Мой молодой друг, я не заставляю ли слушать вас неинтересное?

– Что вы. герр профессор! Напротив, я рад, - заверил Николай.
– Со мной так не часто разговаривают, - неожиданно докончил он.

– Так, так, - протянул Броннер.
– А мне тоже не часто приходится рассказывать. Но раз вы пожелали выслушать историю мальчика до конца, так слушайте...