Серебряная подкова
Шрифт:
– Сейчас иду!
– кивнул он Алексею, звавшему его на завтрак.
– Только из головы солому вытряхни, - уже с порога крикнул брат, усмехаясь.
– И переоденься. Не в парадной же форме к завтраку явишься?
Какую солому?.. Николай вдруг остановился, точно его ударили. Вспомнились и вечернее отчаяние и бодрость утреннего пробуждения. Об этом после, после... До встречи с Анной... А сейчас не утерять бы нить, удачно схваченную в рассуждениях Ломоносова...
Только после уроков удалось Лобачевскому
Теперь на столе пред ним лежала книга Радищева...
"О человеке, о его смертности и бессмертии". Нет ли в ней чего-нибудь ранее им не замеченного?
– Так, так, - повторял он, листая страницы, пока вдруг не задержался и дрожащей рукой не положил на стол книгу, развернутую на 143-й странице.
"Бездействие есть то состояние существа, - писал Радищев, - из коего оно исступить не может, доколе что-либо его из оного не извлечет... утверждать, что бездействие есть свойство природы, кажется ч нелепо..." И дальше:
"Когда все движется в природе и все живет, когда малейшая пылинка и тело огромнейшее подвержены переменам неизбежным, разрушению и паки сложению... имеем право неоспоримо утверждать, что движение в мире существует, и оно есть свойство вещественности, ибо от нее неотделимо".
– Вот оно!
– поднялся Николай, - Значит, вывод мой не преждевременный.
Итак, все процессы во Вселенной суть вечное движение, вечное изменение материи - единственного действующего лица в этом величественном .процессе мироздания.
Эту мысль не удалось уничтожить ни преследованиями, ни тюрьмой. Не заглушат ее и старания Никольских и яковкиных. Она живет. И будет жить вечно.
Дверь комнаты приоткрылась.
– Николай, мы собрались на прогулку. Не желаете принять участие?
– Спасибо, не могу, - ответил он.
– Мысль одна тут вертится...
– Но смотрите, как бы с ней и мозги не завертелись.
Дверь захлопнулась.
Даже не заметив, кто приглашал его, Николай с облегчением вздохнул:
– Избавился!
"Итак, материя без движения немыслима, - вернулся он к прерванным размышлениям, - а движение материи всегда протекает в пространстве. Отсюда следует: вот почему при определении начальных геометрических понятий, принимая за первооснову или трехмерное пространство, или движение, каждый из нас был прав, но только не совсем, отчасти. А так как из нас каждый на своем настаивал, то казалось, что не может быть единого подхода к обоснованию геометрии".
– Но эта проблема вполне разрешима. Нужно только исходить из движения, из движущейся материи!
– выговорил он вслух.
Николай на минуту закрыл глаза ладонью и стоял так ослепленный величием представившейся
Затем сложил книги в сундучок и, чувствуя, что не в силах больше предаваться размышлениям, вышел на улицу.
Казалось, в жизни осталась только дорога в Подлужную, к заветной калитке. Он шел туда уверенно, как на заранее обещанное свидание. Там она ждет его...
И не ошибся. В саду сквозь решетку мелькнуло ее светлое розовое платье.
– Анна!
Девушка подошла к забору.
– Тише. Нас могут услышать... Меня тут заперли, не выпускают.
– Анна, - повторил Николай, задыхаясь.
– Вы знаете, чем кончился наш разговор с отцом?
– Чувствую, - шепнула девушка.
– Я лишен возможности бывать у вас.
– Не велика беда, - улыбнулась она, просунув ему руку сквозь решетку.
Он взял ее двумя руками.
– Сколько же нам придется ждать?
– Когда меня выпустят!
– Нет, когда я приду просить вашей руки...
– О, для этого нужно завоевать положение, - усмехнулась она.
– Так говорит мой отец.
– Я завоюю, - пообещал Николай, сжимая руку.
– - Врангель напрасно радовался. Мне сегодня удалось-таки найти, в чем главное свойство материи...
Анна высвободила свою руку.
– Что с вами?
– спросил он.
– Так, ничего... Я только подумала, что как бы вы ни любили меня сейчас, наука всегда будет вам первой дамой сердца.
– Одно другому не мешает.
– Посмотрим. Будем надеяться на лучшее.
Она заторопилась:
– Мне пора.
– Где мы теперь увидимся?
– Не знаю. До свидания.
– Анна!
– крикнул он вдогонку.
Но ее среди кустов уже не было видно.
Дальнейшие события круто изменили налаженную жизнь в Подлужной.
Директор-профессор и без того находился в дурном расположении духа. Его настроение было испорчено еще летом, когда из Петербурга получил он ящик с тридцатью костяными шарами для баллотировки. В предписании попечителя указывалось: "РТзбрать ректора, установить разделение факультетов и сделать выбор в деканы для каждого из них".
До сих пор Яковкпн один управлял университетом и гимназией. Сам составлял расписание лекций, назначал часы преподавания вновь определенным профессорам, выбирал пм слушателей. Из членов совета никто не вмешивался в его дела. Но закрытая баллотировка могла все нарушить. Илья Федорович понимал, что первые выборы явятся "началом конца" его самовластия. Надо было поторапливаться и вовремя сбыть с рук дочерей, подыскав для них выгодных женихов. Один такой жених уже нашелся - барон Врангель. Правда, на первом же вечере, устроенном в Подлужной, этот Лобачевский чуть не опозорил доброе имя директора перед столь важным гостем.