Серебряная равнина
Шрифт:
А если этот бой последний для него? Умереть и оставить после себя недобрую память?
— Кто из вас, — неожиданно сказал он, — может часа на два отпустить одного солдата из экипажа?
Командиры танков, Беляев и Леонтий, ничего не понимая, смотрели на него. Он пояснил:
— Пойдет в Васильково с поручением к Станеку!
— Дмитрий Иванович! — Голос Беляева дрожал. — После всего, что ты нам сказал, ты хочешь…
Глаза Федорова сузились: быть может, именно отец Станека
— Я не спрашиваю вашего мнения о том, что делаю, — сказал он непреклонно. — Я спрашиваю, кто пойдет!
— Никто, — выпалил Беляев. — Кто ж теперь захочет.
— Эх вы, а еще минуту назад сами рассказывали, как Станек воюет!
Капитан не хотел еще что-либо объяснять и приказал:
— Выделите двух солдат!
Ефимыч подмигнул Леонтию:
— Отпустишь меня на часок?
Одобрено. Леонтием и капитаном.
— Кто еще?
Варвара, стоявшая в стороне, вдруг очутилась перед капитаном.
— Ты?
Взгляд Дмитрия переходил от Варвары к сибиряку, потом опять к ней, словно по невидимой ниточке.
Беляев смотрел на них и думал о себе, о своем возвращении: «Как встретит меня Соня, когда я с изуродованным лицом…» Он представлял себе ее расширенные от ужаса глаза, и кровь холодела в жилах.
— Не отправляй ее, Дмитрий Иванович! — неожиданно взмолился он. — Не годится, чтобы такая женщина говорила от имени капитана гвардии!
— Какая такая? — возмутился сибиряк. — Потрудитесь объяснить, товарищ лейтенант.
— Ты бы уж молчал! — крикнул ему Беляев. — Знаешь, что замужняя, а пристроился…
— Вы в наши дела не суйтесь, товарищ лейтенант! — Варвара встала между ними. — Вас это совсем не касается.
— Касается! — Лицо Беляева стало фиолетовым. — Я тоже женат, тоже далеко от своей жены, как твой муж от тебя. А этот стрелок?! Как подумаешь, что ему подобный у меня в Ленинграде… Это подлость!
— При чем тут подлость! Я люблю его.
— Тем хуже! — Беляев настоятельно потребовал — Дмитрий Иванович, прекрати это!
— Такие перекати-поле и в гвардейской роте… — накинулся на Варвару капитан. — Я тебя уже предупреждал!
Варвара в белом маскхалате искоса посмотрела на него, белки глаз сверкнули, словно и они были куском белоснежного полотна.
— Предупреждал? Очернили вы меня, товарищ капитан!
Беляев смотрел на нее тяжелым взглядом, но видел Соню: молодую, красивую, как Варвара. Прикрыл глаза. Залезть в танк, это лучшая маска для обезображенного лица. И стрелять! Стрелять! Мстить за павших, за изувеченных, за самого себя.
Варвара наступала на капитана: пусть вспомнит! Очернил ее именно в глазах чешского офицера. Поэтому она хочет пойти к
— Иначе он будет думать, что в вашей роте дурные женщины. И с этим он приедет на родину. Вы ведь не хотите этого, товарищ капитан? А если хотите, ваше слово — и я никуда не пойду!
— Иди! — сказал Дмитрий. — Я с тобой разберусь, когда вернешься. Но с ним говори лишь за себя. От моего имени будете говорить вы, Алексей Ефимович.
— Не беспокойтесь, я все хорошо скажу, — заверил Ефимыч.
Беляев приказал солдату принести из его танка вещевой мешок. Вынул оттуда серебряную стопку, покрытую снаружи эмалью тонкой работы, внутри позолоченную. Протянул Ефимычу:
— Ефимыч, это подарок для Станека. Поцелуй за меня Георгия. Основания для этого веские, сам знаешь.
Ефимыч вертел в пальцах стопку:
— Подарок, как говорится, к месту. Иржи выпьет из него за нашу дружбу. — Глаза его хитро блеснули: — Бутылка у меня уже в кармане.
Варвара затянула тесемки капюшона и уже торопила старика:
— Алексей Ефимович, в путь!
Тот замурлыкал:
— Хорошая мы с тобой парочка — гусь и гагарочка! — Взял ее под руку, и они пошли.
Танкисты выпили водки, закусили бараниной и разошлись по своим машинам. Некоторые забрались в землянки. Поспать, если выдалась минутка, солдату всегда полезно: никогда не знаешь, будет ли на то время завтра.
Остались Беляев, Леонтий и капитан.
С шоссе долетал гул моторов. Двигалась колонна советских танков.
Дмитрий тихонько напевал.
— И ты еще поешь, Дмитрий Иванович? — укоризненно сказал Беляев.
— А почему бы нет? — капитан широко раскинул руки, словно для объятий. — Хорошо на белом свете, ребята! — Рассмеялся: — И ты, Андрюша, как свидетельствует твоя стопка, тоже радуешься возвращению к жизни.
Беляев оставался серьезен:
— Иногда — да. Иногда — нет. Но ты был сегодня чересчур уж веселый.
Капитан оглянулся: нет ли кого поблизости. Но своего тона не оставил:
— Смех — лучший фермент жизни.
Леонтий наклонился к нему:
— Пленные говорят, что немцы стягивают крупные силы…
— А мы разве не стягиваем? Послушайте! — Капитан кивнул головой в сторону шоссе. Блеснул зубами в улыбке: — Нас много.
Беляев приглушил голос:
— Изображаешь перед ребятами хорошее настроение, это я понимаю, я ведь артист. Но зачем ты играешь и перед нами?
Капитан старательно подгребал к огню несгоревшие ветки и молчал.
— Что же вы молчите, товарищ капитан? — встревоженно спросил Леонтий. — Думаете, мы боимся услышать правду? Или сами чего-то боитесь?