Серебряная Роза
Шрифт:
От этих слов гордость и желание завладеть сладкой добычей вступили друг с другом в бой внутри Эрика. Он не знал, как поступить.
– Взять я не могу, – наконец неуверенно изрёк он. – Но может, помогу съесть?
– Ок, – быстро согласился собеседник на такое предложение и протянул ведро со словами:
– Выбирай.
И они слаженно принялись, уничтожать собранные конфеты, сидя бок о бок на земле в ночи, слушая шум ветра и тихий шелест фантиков, когда кто-нибудь из них начинал разворачивать очередную сладость.
– А чего ты по домам попёрся, если сладкое не любишь? – решил поинтересоваться Эрик.
– Так дома скучно сидеть, когда все вокруг выселятся.
– Ага. И как, твои родители не против?
– А чего им быть против? Это
– Мои же, видимо, нет, – со вздохом сказал Эрик и отложил в сторону очередной фантик. – Отец всё это считает глупостью.
– Что, правда? – не преминул удивиться собеседник. – А кто твой отец, что он так думает?
– Мэр.
– Ух, ты… я думал, что люди, занимающие подобный пост и избранные народом, должны быть ближе к этому самому народу.
– Да не то, чтобы отец так уж далёк. Ты не знаешь, сколько он делает для Скофхэгэна, а я знаю. Просто он со скептицизмом и недоверием относится ко всему, что связано с мистикой.
– А ты не спрашивал, почему?
– Да спрашивал как-то…
– И что он ответил?
– Сказал, что в его жизни и так мистики хватает. Столько, что уже тошнит.
– Странно. Значит, ты и вправду никогда не занимался подобным ранее? Не собирал конфет по домам? Не вырезал чудище из тыквы? Не пугал прохожих?
– Неа. Я вообще чудом сбежал и мне крупно влетит, если до рассвета я не окажусь в своей спальне, как и полагается.
– А как ты это провернёшь?
– По дереву, что растёт на участке и упирается ветвями в стену рядом с моим окном.
– Ясно. Знаешь, я тоже люблю лазать по деревьям. У меня даже есть своё «гнездо», как я его называю, где храню все свои сокровища.
– Здорово, – восхитился Эрик. – А у меня только старый сундук на чердаке. Там пыльно и лежит всякий хлам, но мне нравится, и я тоже храню там свои сокровища.
– Хотел бы я на них взглянуть. А я бы тебе свои показал! У меня много чего собрано.
Так слово за слово у них завязалась дружеская беседа. Для Эрика это было внове, потому как друзей у него ранее не было, и люди относились к нему с прохладой или лебезили перед ним. Сверстники же считали высокомерной выскочкой и избегали его, а ему приходилось прятать свои чувства за маской равнодушия и терпеть непонимание. Но мальчишка, которого он до недавнего времени считал врагом, не выказал к нему ненависти, хотя он кинулся на него с кулаками и обозвал вором. Он обращался с ним как с равным, товарищем, другом. И Эрику было легко, уютно, спокойно сидеть вот так рядом с ним и обмениваться секретами.
Однако конфеты были съедены, наступал рассвет, и ему надо было спешить домой. Расставание было неизбежным, и как бы Принстон Младший того не желал, он не был уверен, что встретится с «вампиром» вновь. Но ему он, видимо, так же приглянулся, потому как новый знакомый сам вызвался проводить Эрика домой.
– Слушай, приятель, а как тебя зовут? – вдруг спросил его паренёк, когда он уже готов был спрыгнуть с торца забора на территорию их семейного особняка.
Вопрос был вполне уместным. Они так заговорились, что совсем не поинтересовались именем друг друга.
– Эрик. Эрик Принстон.
– А я Дерек Дрейк, – ответил с улыбкой парень.
– Приятно познакомиться.
– И мне тоже. Слушай, Эрик, а хочешь, я завтра приду?
– Давай, – с радостью согласился Принстон.
– Тогда договорились.
И прежде чем Эрик смог что-то сказать, «вампир» скрылся в предрассветной мгле. А на следующий день, как и обещал, новый знакомый действительно пришел. Стояло воскресное утро, и будущий «принц школы» ещё спал в своей постели, отсыпаясь после ночных приключений. Его разбудил тихий стук в окно. Спросонья Эрик было решил, что ему просто показалось, и готов был продолжить свой прерванный сон, но звук повторился. Так что ему ничего не оставалось, как пойти и проверить, что происходит. Трудно передать его удивление, когда за окном он заметил повисшего на ветвях дерева, как обезьяна,
Что и говорить, с того момента они стали лучшими друзьями, теми, что не разлей вода. Счастью Эрика не было предела, и он был просто в восторге от своего нового друга, с радостью деля с ним свои мечты, планы, а так же всевозможные озорства. Они вместе совершали походы в лес, чтобы разорять вороньи гнёзда, или, затаясь в ветвях деревьев, с помощью рогаток терроризировали прохожих, стреляя в них вишнёвыми косточками. Дерек был одним из самых дорогих ему людей и единственным другом. Эрик дорожил им, восхищался и завидовал, старался ни в чём ему не уступать, не смотря на то, что тот всё равно быстрее бегал, выше прыгал, был сильнее. Но они составляли хороший тандем, который даже Принстон Старший не решился разбить и сквозь пальцы смотрел на дружбу мальчишек и их озорства, лишь порой одаряя сына странным, сочувствующим взглядом.
А затем в семью Дерека пришла беда – погиб Николас Дрейк и тот, вместо того, чтобы обратиться за помощью к Эрику, отгородился стеной, став замкнутым и нелюдимым. В нём словно всё умерло в один миг, а времени для друга и вовсе не осталось. И ему оставалось лишь злиться на такое поведение и надеяться, что всё станет как прежде. Но стена между ними лишь увеличивалась, пока не стало ясно, что ничего вернуть больше нельзя, как и поправить. Зияющая пропасть между двумя ставшими друг другу чужими людьми стала концом их дружбы. Тот, кому верил Эрик, предал его, и это не могла оправдать даже беда. Дружба и душевная близость, духовное родство – всё это обратилось в прах, на смену пришла ненависть и презрение. Такую цену заплатил он за то, что поверил другому человеку. А затем стало всё равно…
Принстон зло усмехнулся и, потянувшись к отставленному бокалу, сделал из него жадный глоток, который заставил его закашляться. Но стало легче. Парень и подумать не мог, что воспоминания тех давно ушедших дней, всё ещё могут вызывать в нём горечь. Ему казалось, что с подобной чепухой он расстался давно. Собственная же реакция говорила об обратном. Однако это ничего не значило. Ненависть слишком глубоко проникла в его существо, чтобы он мог взглянуть на своего былого напарника по шалостям, иначе, чем на врага. Они более не дети и не друзья. К тому же Д.Д. вовсе не нужно от него добрых чувств. Да это и невозможно. Ведь грязнокровке, укушенному, этому постыдному отребью мира оборотней нет места среди стаи чистокровных, правителем и вожаком которых стал Эрик, когда настал час принять ген, обративший его в волка, принять от отца «подарок». Дрейк же был грязным пятном на короне вождя, ошибкой, свидетелем того, что Принстон Старший не сумел предотвратить несчастья и наказать преступника закона, и теперь его сыну предстояло жить с этим постыдным фактом. Но ненавидеть собственного отца парень не мог, поэтому был рад перенести свои чувства на жертву, которая между тем отвечала ему взаимностью. Эрик прекрасно знал, что Дрейк ненавидит собственную звериную сущность, стыдится её, как, впрочем, всего, что хоть как-то связано с этим, и наслаждался, глядя на мучения своего недруга, потешался над его потугами скрыться от зверя, затаившегося у него внутри. Не менее приятно ему было, когда он отлучил грязнокровку от своей стаи, давая ему жить в одиночестве и захлёбываться от отчаянья. Жаль, что тогда не понял, что именно этого и жаждал Дрейк. Хотя в любом случае, терпеть в рядах сильного самца, способного оказать достойное сопротивление и даже покуситься на роль альфы, Эрик не мог. К тому времени он окреп и держал подчинённых ему волков в узде, но сразиться с Д.Д. не хотел. Хотя подначивать его изо дня в день в школе находил для себя забавным, и, видя, как тот на всё реагирует с равнодушием, невероятно раздражался. Если бы было возможным, Эрик бы давно его убил и избавил от мучения, но сие было трудновыполнимо без соответствующей причины, поэтому оставалось ждать. И этот день пришёл!