Серебряная рука

Берлингуэр Джулиана

Эта охота войдет в анналы истории, жаль только, что принц Хасан не сможет принять в ней участие. Хасан, как только начнется охота, уедет с королевским эскортом в Марсель, где его уже ждут свои люди. Но в Риме, говорит король Франциск, прощаясь с новым другом, он сумеет повеселиться не меньше, и тоже en robes deguisees. Принц Берберии не может путешествовать в изумительных восточных одеждах, ему придется переодеться: сундук с французскими нарядами, которые король дарит своему гостю, уже готов, установлен на повозку, привязан, снабжен печатями

и охранной грамотой.

7

— Я не смог бы жить здесь, во всех этих чулках, носках и панталонах, — говорит Али Бен Гад, оглядывая с трагическим видом свои кривые ноги, затянутые в чулки по последней моде. — Жду не дождусь, когда мы сможем вернуться домой.

— Однако тебе и здесь было неплохо. Ты растолстел, как боров, — отвечает Хасан.

Алжирская миссия расположилась в порту, в красивом дворце. Берберы должны выглядеть как богатые восточные купцы, приехавшие со своей свитой, слугами, семьями.

«Франциск — осторожный и благоразумный государь, — сообщал Жан-Пьер де Лаплюм в своем послании. — Когда он подписывал очень невыгодный для себя договор с Карлом Габсбургским, чтобы освободиться из плена в Испании, то отослал в парижский архив подробные свидетельства, подтверждавшие, что этот договор недействителен, так как был подписан под принуждением».

Разумеется, Карл обозвал своего соперника клятвопреступником. Этого уже не было написано в послании, но Хайраддин прекрасно знал все подробности.

«Поэтому будьте уверены, — продолжал Жан-Пьер в письме, — что мой король примет тысячу предосторожностей, чтобы иметь возможность при необходимости доказать, что вы — купцы или какие-то другие, вполне добропорядочные люди, которых никто не посмеет заподозрить ни в чем дурном».

«Рано или поздно все узнают, кто вы такие на самом деле, — добавляет Хайраддин, совершенно уверенный в своей правоте, — потому что сам король хочет, чтобы это стало известно, чтобы все восхищались масштабностью его планов: вы — карты в его игре».

Все шло так, как предвидели де Лаплюм и Хайраддин. А так как берберы Хасана должны были выглядеть как купцы, они и в самом деле торговали в лавках, тавернах и домах терпимости. Кое-кому из людей Хасана эта игра так понравилась, что они решили навсегда остаться купцами и вести торговлю между Востоком и Западом. Но большинство все-таки хотели вернуться.

— Я бы не смог здесь жить из-за холода, — говорит Омар Заде, моряк и кок с адмиральского судна, а теперь торговец финиками и специями. — Смотрите, даже нашим кораблям холодно, вон как они дрожат.

— Это вода вокруг них дрожит. Даже замаскированные под погребальные дроги, наши военные корабли внушают страх, — поправляет его с громким смехом Али Бен Гад. — Но может быть, хватит уже болтать глупости? Ты так и не хочешь сказать нам, куда мы направляемся?

А направляются они к итальянским берегам, где будут искать

безопасное убежище и ждать Хасана, который уже в одиночку поедет разведать, что замышляет император.

XXIV

В раскатах грома и вспышках молний весенней грозы наступают ранние сумерки. В римской резиденции французского посла Жана-Пьера де Лаплюма слуги разносят на серебряных подносах последнюю смену обеденных блюд. Всякий раз, как они выходят из темноты и попадают в круг света, очерченный свечами, стоящими в канделябрах на обеденном столе, на них набрасывается семь карликовых собачек мадам Женевьевы, и слуги с большим трудом выпутываются из этой неразберихи лап и шерсти.

— Осторожнее с тарелками, чтобы еда не свалилась на головы бедным крошкам. Они возбуждены, ведь у них тоже праздник. Мы, знаете ли, ведем довольно уединенную жизнь, — говорит мадам Женевьева своему гостю Ноэлю Лерою, купцу и банкиру, который на самом деле не кто иной, как принц Хасан, — обычно, когда у моего мужа гости, мы с малышами остаемся наверху. Но сегодня мы делаем исключение. Мы просто обязаны оказать любезный прием другу нашего короля, не так ли, малыши? Это наш долг.

Мадам, разумеется, шутит, так как разговор с гостем, прибывшим из ее страны, доставил ей большое удовольствие.

— Вы мне очень симпатичны. — Женевьева только упрекает его за то, что он привез так много дорогих подарков. — Коврик я положу у кровати, чтобы каждый день просыпаться среди цветов. А теперь пора подниматься наверх. Для меня уже время позднее.

И пока слуги ее поднимают, она прислушивается.

— Не знаю, что это за дьявольский звон! Вы его тоже слышите? С тех пор как здесь император, колокола звонят как попало круглыми сутками. Меня вообще колокола раздражают, а де Лаплюм, наоборот, их любит.

Снова раздается необычный колокольный звон.

— Как будто удаляется и опять возвращается. Странно, что этот колокол так часто носят по городу. Наверно, чтобы больные люди вроде меня шли спать.

— Это для того, чтобы все побыстрее расходились по домам, моя дорогая, чтобы обеспечить Карлу Габсбургскому и его свите спокойную ночь.

Громкий лай собачек не соответствует их миниатюрным размерам. Умолкают они только тогда, когда появляются носилки, которыми пользуется мадам, чтобы не подниматься по лестнице.

— Этот маленький дворец очень красив, но все время приходится ходить вверх и вниз. Жан-Пьер не говорил, что мы получили его от кардинала? И подумать только, в нем нет домашней часовни! О, Жан-Пьер, а разве кардинала звали не Лерой? Это не ваш родственник, месье?

— У меня не было в роду кардиналов, мадам.

— Тем лучше, тогда я смогу обращаться с вами запросто. Мальчики, поднимайте носилки.

Мадам устраивается поудобнее на носилках, которые с легкостью поднимают двое слуг, так как их хозяйка — горстка костей в пышных нарядах — ничего не весит.