Серебряная рука
Шрифт:
Хасан вовсе не собирается спать, он хочет знать, когда и где де Лаплюм запланировал встречу.
— Не стоит притворяться. Я прекрасно знаю, что вас все это забавляет не меньше, чем меня.
— Я вовсе и не притворяюсь, — парирует Жан-Пьер, вскочив на ноги и принимаясь расхаживать по комнате взад и вперед. — Если здесь кто-то и притворяется, то именно вы.
С этими словами Жан-Пьер показывает Хасану маленькую, вырезанную из дерева головку.
— Ее сделал Пинар. Помните его? Кажется, будто вы совсем забыли этих молодых людей, но я готов поклясться, что вы приехали в Рим из-за них.
— Может быть, так оно и есть.
Жан-Пьер останавливается и не без
— Пинар сделал ее, когда мы плыли на моем адмиральском судне. Это портрет Анны. Они очень дружили, и Анна страдала от разлуки с ним. Ах, вы же ничего не знаете! Несколько месяцев назад Пинар уехал в Новые Индии. Может быть, даже уже добрался туда. Это длинная история, и я расскажу вам ее завтра. Суть же в том, что Анна потеряла защитника и друга.
— А как поживает Анна де Браес?
— Наконец-то вы решились. Если вы спрашиваете о ее здоровье, то хорошо. Скоро вы сможете ее увидеть. Вот приглашение на большой праздник, который устраивается в ее доме завтра вечером в честь Карла Габсбургского. Сразу после вечерней службы.
Принц Хасан молча рассматривает приглашение, которое Жан-Пьер положил перед ним.
— Не старайтесь казаться таким бесстрастным. Я с пониманием отношусь как к своим, так и к чужим чувствам. И тоже их боюсь. Я всегда боялся сердечных ран больше, чем ран, полученных на поле битвы. Но вы хотите вовсе отринуть чувства, а это ребячество. У вас и так было слишком много отцов, чтобы еще и я претендовал на эту роль. Вы заслуживаете того, чтобы отвести вас туда завтра без предупреждения, но это слишком рискованно. Будет лучше, если вы сначала подготовитесь, чтобы действительно остаться бесстрастным в нужный момент. Мы сможем увидеться с ней только в присутствии императора.
Де Лаплюм забирает головку из рук Хасана и ставит обратно на полку среди книг.
— Разумеется, Анна очень изменилась. Когда я познакомился с ней, она показалась мне слабой и меланхоличной девочкой. Но какой у нее характер! На нее можно положиться. Завтрашний праздник устраивается не только в честь Карла. Это будет также праздник по случаю завершения строительства нового дворца, так как старый был разрушен несколько лет назад ландскнехтами. И еще это праздник в честь хозяйки дома.
— Завтра ей исполняется восемнадцать лет.
— Слава Богу, вы не забыли. Прекрасно. Я знал, что это невозможно. Сказать по правде, я всегда догадывался, что вы ее любите. Молчу, молчу, это меня не касается, и больше мы никогда не будем об этом говорить. Но теперь разрешите мне все же сказать. Вот, возьмите, — говорит Жан-Пьер, передавая Хасану книгу, — почитайте сегодня на ночь. Это Петрарка. Очень подходит для вашего состояния, и надеюсь, он научит вас не стесняться проявлений нежности и любви. Простите, что вмешиваюсь, но я ваш друг. На тот случай, если вам не захочется читать, но возникнет желание посмотреть на звезды, я распорядился приготовить вам комнату на верхнем этаже.
— Пришло время сказать тебе правду, — изрек бы Осман Якуб, если бы присутствовал при разговоре в кабинете, и сразу приготовил бы ему какой-нибудь отвар или настой.
Но Хасан один, без Османа и без его отваров, так что ему остается только посмеяться над самим собой.
— Я здесь как на ладони, — говорит он самому себе, потому что во всей этой истории он и вправду вел себя как трус.
Но какой смысл ввязываться в сражение, если заранее известно, что оно обречено? И потом, это не сражение, а боль, которая навсегда поселилась в душе. Единственное,
Но, конечно, главное — ее образ, постоянно возрождающийся, немного расплывчатый, чудом уцелевший, так как Хасан всегда стремился от него избавиться: счастливое или печальное выражение лица, улыбающиеся или надутые губы, глаза, блестящие то от радости, то от горючих слез, и незабываемый сердитый детский голос, который упрямо твердит: «Я же говорила, говорила, что это плохо кончится».
Мучительно приятно чувствовать свое тело, отяжелевшее от усталости и дремоты, потрясаемое переживаниями, волнениями, гневом, и вместе с тем ощущать себя где-то за его пределами, присутствовать лишь в качестве зрителя, наблюдая за происходящим со стороны, забываясь в сладостном предвкушении, что завтра он увидит ее настоящую.
Эта прекрасная мечта была столь утешительной, что могла бы и убаюкать, навеяв сон, если бы не голос Анны, гордый, насмешливый, который каким-то необъяснимым способом врывался в воспоминания, словно ураганный ветер, неся с собой калейдоскопические обрывки слов и звуков. «Когда, — вопрошал этот голос, — когда я дала тебе разрешение любить меня?»
Какой он теперь, настоящий голос Анны? Всю ночь ее пригрезившийся голос звучал в ушах Хасана то бесконечной болтовней, как прежде, то прерываемый плачем, становясь то колючим в упрямых и насмешливых пререканиях, то нежным, когда она смеялась своим серебристым смехом, но все более настойчивым, все более любимым.
Безымянное, пугающее чувство, считавшееся до сих пор невозможным, теперь, когда мозг и душа убаюканы сном, обретает смелость и надежду на счастливую развязку, которая раз и навсегда положит конец одиночеству.
Утром площадь, улицы и переулки наполняются оглушительным шумом и грохотом. Еще до наступления рассвета на бойню прогнали скот. Затем застучали колеса повозок, карет, копыта лошадей, послышались удары топоров и молотов, улицы заполнились собачьим лаем, ослиным ревом, лошадиным ржанием, звоном колоколов и криками. Кричат рыночные торговцы, а также скупщики мочи и навоза, коробейники, суконщики, горшечники, продавцы воды, мужчины, женщины, дети, все они весело приветствуют друг друга с наступившим утром или бранятся.
— Расступись! Прочь с дороги!
Неожиданно появляется многочисленный конный отряд, и сразу, одновременно раздаются крики гарольда, стук хлопающих дверей и ставен, цокот копыт лошадей, несущихся галопом.
Когда суматоха немного стихает, дверь в комнату Хасана приоткрывается и возникает оживленный Жан-Пьер де Лаплюм.
— Только что проехал император, а вы даже не выглянули из окна? Он был вместе с сыном Папы, который все время держится рядом с ним: хочет получить герцогство. Они отправились на мессу. Каждое утро они ездят в разные церкви, чтобы их все видели. Правда, император по-настоящему набожен. Ну, вставайте же! Моя Женевьева собирается за покупками и рассчитывает, что вы будете ее сопровождать. Только не говорите ей, прошу вас, что вы уже бывали в этом городе. Вы лишите ее удовольствия стать вашим гидом, а к тому же вызовете подозрения.