Серебряная Соколица

Вавилова Ксения

– Если кто-то пытается внушить тебе чувство вины, значит он тобой манипулирует, – процитировала древний текст Мириам и подала чашку брату.

Маленькие, из простой бурой глины, без узоров и краски, эти чашки сделала для неё младшая сестра. Когда все осудили решение Мириам покинуть общество, Нинилит, не имея возможности высказаться открыто, прислала подарок.

Поймав осторожный взгляд младшего брата, Мириам спросила:

– Ты говорил об этом с дедушкой?

– Послал ему письмо, – пряча глаза, отозвался тот.

Мириам понимающе улыбнулась. Говорить

с дедушкой никто не хотел.

Некогда он единолично правил Луринатти, но непомерная гордость и амбиции не понравились Высоким домам. Говорят, в заговоре активно участвовали дома из Силивеники и Карагроса, и лишь Ясеневый град остался в стороне.

– Высокие дома не обрадуются новой Преподобной матери, – со вздохом произнёс Гиндорил, всё ещё ковыряя нитки циновки. – Тем более из дома Эльбирин. Могут решить, что это инициатива дедушки.

Синицы перевернули кормушку, и теперь вода в пруду бурлила от рыбы.

– Я дала обет и не вижу причин его нарушать, – отпивая чай, она перевела взгляд на пруд.

– Если ты не займешь место Преподобной Матери, это сделает Сестра из Карагроса.

– Пусть так, это не моё дело, – отрешённо произнесла она.

– Слишком много Высоких семей Карагроса окажутся у власти и…

– Гиндорил, – в её голосе зазвенел металл. – Я даже слышать об этом не хочу. Ни евгеническая программа, ни ваши с дедом политические игры, не заставят меня изменить своего решения.

Тот помолчал, глядя на неё, и неожиданно произнёс:

– Тебе уже рассказали? Тот, кого ты ждешь, умер.

Мириам резко отвернулась.

Из вежливости допив чай, брат откланялся и покинул сад. За оградой из пышно разросшихся кустов, довольным стрекотом его встретил грифон, что, должно быть, вытоптал всю поляну в ожидании хозяина.

Мириам осталась одна.

Вернувшись к домашним делам, она никак не могла отвлечься.

Несколько месяцев назад её посетил старший брат Вилинарий. Находясь в добровольном изгнании, он редко посещал родину. Но такую новость он не мог доверить бумаге, потому явился в место, где каждый встречный его презирает, только для того, чтобы быть рядом, когда эта новость сокрушит Мириам.

– Он погиб.

Стоящая в этот момент у воды Мириам выронила корзину, карпы тут же бросились собирать рассыпанный корм.

– Нет, – севшим голосом произнесла она, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Вилинарий тут же оказался рядом и осторожно подхватил под руки.

– Нет, – закрутила головой она. – Нет, нет, нет. Этого не может быть.

Закрыв лицо руками, она упала на влажную землю.

– Что? Что случилось? Как он погиб?

– Враги настигли его... – Вилинарий словно оборвал себя на середине предложения.

Глубоко вздохнув, Мириам заставила себя успокоиться. Смерть – это естественный порядок вещей. Без неё нет жизни. И всё же как это больно, когда Луна уводит дорогих тебе людей.

Поднявшись, она повела брата в дом.

– Рассказывай, – приказала она.

Вилинария называли Ходящим под солнцем. Это малочисленная каста

людей, что посвятили себя миру вне пределов тенистых лесов и подземных градов. Они занимаются наукой, торговлей, политикой, а зачастую шпионажем. Большинство из них изгнали по тем или иным причинам, кто-то ушёл сам. Первые верной службой надеются на прощение и возвращение домой. Вторые даже по приглашению Высоких домов отказываются появляться под пышными кронами лэртских лесов.

– Серые сожгли его дом и, – он помедлил, – убили большую часть семьи.

И без того едва стоящая на ногах Мириам схватилась за край стола, чтобы не упасть. В груди сжались ледяные когти, лишив дыхания. Зажмурившись, она некоторое время не могла пошевелиться от боли, и только прикосновение брата привело её в чувства. Он со всей возможной тактичностью сжал её плечи и отвёл к стулу, на который она рухнула без сил.

– Расскажи, – слабым голосом попросила она. – Как такое возможно?

– Они наняли для этого, одного из его учеников, – не скрывая горечи, продолжил Вилинарий. – Тот, хорошо осведомлённый о сильных и слабых сторонах своего учителя, легко справился с задачей.

Она и сама не заметила, как в руке оказался стакан воды.

Вилинарий остался у неё на несколько недель, помогая оправиться. Выглядел он, как и всякий Ходячий под солнцем, невероятно старым. Кожу иссушило солнце, она покрылась сетью мелких трещинок и шелушилась. Морщины углубились и стали тёмными. Волосы выгорели до ослепительной белизны, и, словно подчёркивая свой статус изгнанника, он подрезал их и заплетал в тугую косу. Грубый практичный костюм делал его похожим на аса, скрадывая гибкую фигуру.

Утопая в старом кресле, она наблюдала, как брат суетится по хозяйству, позволяя ей пережить горе, и думала:

«Вот так должен выглядеть глава Высокого дома. Не как оборванец в обносках, выгоревший на солнце и чудом живой, нет, конечно нет. Но как человек, что не побоялся рассказать мне о случившемся и остался рядом, чтобы разделить боль. Гиндорил в лучшем случает отправил бы письмо или младшую сестру. Он не плохой, но слишком молод для этой ноши» - думала она, безучастно наблюдая за братом.

День сменялся ночью, чтобы в положенный срок вновь расцвести солнечным светом и прогнать тень. Боль не уходила, а Мириам пыталась прогнать её разговорами:

– Помнишь ту ночь в Самоцветных горах? – тихим, хриплым от долгого молчания голосом, произнесла она. – Я всегда мнила себя смелой, но когда Серые похитили меня и утащили под гору, в эту мерзкую лабораторию, я оказалась слишком слаба, чтобы самостоятельно отправить себя к Луне.

Она горько усмехнулась.

– Легко рассуждать о смелости сидя дома, – отозвался Вилинарий, что стоял у печи, помешивая уху. – Всякий раз, когда оказываюсь в каком-нибудь из лэртских городов, разные умники спешат донести до меня, что уж они-то на моём месте предпочли бы остановить своё сердце, чем подвергнуться изменению. Да, они-то и в плен бы не попали и, если встретят Серого, вмиг узнают в нём злодея и, ух, покажут ему.