Серебряное прикосновение
Шрифт:
— Как тебя ранило?
— Не в сражении, хотя этот шрам — память об одном бое. — Он жестко усмехнулся. — Меня сбил армейский фургон. Лошади понесли. Я упал, и телега прокатилась по моей ноге. Слава Богу, врачи резать не стали, сейчас она заживает.
Эстер вдруг растерянно схватилась руками за голову и засуетилась:
— Ой, что же это я стою и болтаю и болтаю… Ты, наверное, голоден?
— Со вчерашнего дня ничего не ел. Но сначала скажи мне, у вас все нормально?
— Да, все, слава Богу, хорошо. Все здоровы.
— А Сара? — осторожно спросил Уильям.
— Они с Питером здесь недалеко живут. Детей нет…
— А первый что, умер?
— Какой первый?
— Мой.
— Его и не было. А ты что, думал, что…
Он пожал плечами.
— Да нет, его не должно было быть. Но мало ли что. Когда Питер написал, что женился на Саре, я подумал, может, чтобы не оставлять ребенка без отца.
— Поэтому ты и пришел тайком? — догадалась она.
Он кивнул.
— Для них я уже прошлое, одно воспоминание. И тут заявлюсь вдруг, как снег на голову. Нет. Не хочу никому портить жизнь, поэтому я, собственно, и перестал писать. Понимаю, что это, наверное, было жестоко по отношению к тебе, но что мне оставалось делать, я же ничего не знал! И потом, там была другая жизнь, это как совсем чужая планета, где ты уже не надеешься никогда увидеть Землю… Там стреляют, люди гибнут… Я думал, что никогда тебя не увижу.
— Почему ты думаешь, что Сара все еще любит тебя? Ведь столько времени прошло?
— Я не забыл, что она мне сказала тогда на дороге.
— А ты? Когда ты узнал об их свадьбе, ты написал письмо и всем стало ясно, что тебе безразлично, вышла она замуж или нет.
Он болезненно поморщился, словно она задела за живое.
— Я одно могу сказать, если бы она не вышла замуж за моего брата, я бы попробовал вернуть ее.
Эстер лихорадочно соображала. Что бы ни случилось, они не должны встретиться. Питер и Сара создали семью, и ее нужно сохранить любой ценой, иначе ничто уже не будет сдерживать чувство Питера к Энн-Олимпии, и тогда быть беде! Нет! Прежде, чем что-то предпринять, надо хорошенько все обдумать.
— Ты иди на кухню, а то еле на ногах держишься. У меня в кладовке много всего, бери, что хочешь.
Эстер принесла ему хлеба, холодной картошки, отрезала большой кусок говядины. Он жадно и торопливо ел. Глотал, не пережевывая, давился… Она согрела ему воду, принесла корыто, которым пользовались слуги для горячих ванн, рассказала все домашние и деревенские новости. Часть, в которой служил Уильям, последние три года постоянно меняла дислокацию. За это время Уильям не получил ни одного письма. Эстер все говорила и говорила, а Уильям ел и ел, она уж начала подумывать, что он никогда не остановится. Но вот, доев ко всему прочему еще и яблочный пирог и опрокинув три литровых кружки пива, Уильям, наконец, блаженно откинулся на спинку стула. Эстер села рядом.
—
— Думал, отчего же. У меня один путь, правда, ничего не выйдет, если ты мне не поможешь, мама.
— Я сделаю все, что смогу. Деньги у меня есть. Только скажи, чем ты хочешь заняться?
— Деньги здесь ни при чем. Мое обучение ювелирному ремеслу было прервано, теперь я хочу, чтобы ты разрешила мне закончить его в твоей мастерской.
— Но это невозможно. Ты не можешь начать именно с того места, где бросил. Сколько лет прошло! Тебе нужно начинать все сначала.
— Зачем все сначала? У Джосса тоже был перерыв, когда умер его первый мастер.
— Но это разные вещи. Подмастерье ведь не виноват, что его хозяин умер.
— А я что, виноват в том, что меня напоили да обрили? Будем считать, что у нас с Джоссом одинаковая ситуация. Ричард все равно не согласится взять меня к себе, так что на тебя одна надежда.
Его голос дрогнул, на глаза навернулись слезы, лицо исказила страшная гримаса. Уильям в отчаянии ударил кулаком по столу и простонал:
— Ради Бога, не прогоняй меня! Дай мне шанс, я столько лет мечтал об этом! Я жил этой мыслью, смотри, я берег свои руки.
Уильям протянул к ней свои руки, повернул ладонями вверх и широко растопырил пальцы, так широко, что они задрожали.
— Я тебя умоляю, дай мне последний шанс! Дай мне попробовать их в деле. Ведь это же мое призвание. Я не смогу без этого жить.
Эстер поднялась со своего места, подошла к Уильяму и прижала его голову к своей груди. Он порывисто обхватил ее руками за талию, плечи его задрожали. Сказалось физическое и психическое переутомление последних дней. Усталость брала свое.
— Я помогу тебе, но ты должен будешь многим поступиться, многим пожертвовать.
— Как скажешь!
Эстер отступила назад, нежно провела по его небритому лицу руками и посмотрела прямо в глаза.
— Это значит, что о твоем приезде больше никто не узнает. Мы не будем видеться, ты будешь жить отдельно.
Уильям все понял.
— Значит, если я объявлюсь, Сара бросит Питера и вернется ко мне, — задумчиво произнес он.
— Не знаю, но мы не можем так рисковать. Слишком многое поставлено на карту. Ну что, согласен?
Уильям потянулся за костылями, потом с трудом встал, вытянулся и кивнул.
— Я согласен. Могу я тебя видеть хоть иногда?
— Каким образом? Тебе нельзя здесь появляться, письма я твои прочесть не смогу. И вообще опасно, если ты будешь где-нибудь поблизости, нас могут увидеть вместе. Лондон подчас напоминает большую деревню, слухи быстро расходятся, а я уверена, что многие там тебя еще хорошо помнят. Нет, боюсь, должно пройти еще несколько лет, прежде чем ты снова сюда приедешь. — Эстер вздохнула и начала приводить Уильяма в порядок.