Серебряные звезды
Шрифт:
Наконец-то я получил направление в 6-й легкий артиллерийский полк 4-й пехотной дивизии имени Яна Килиньского. Из штаба полка меня сразу послали в распоряжение командира 2-го дивизиона.
Найти дивизион было трудно, но еще труднее оказалось обнаружить его командира. В конце концов солдаты из взвода управления посоветовали мне не искать командира. «Вот увидите, пан подпоручник, командир дивизиона сам найдет вас». И в самом деле наш «старик» вскоре появился. Развалившись на сиденье своего вездехода, он попыхивал трубкой. Разговор с ним был коротким. Он назначил меня командиром взвода управления в 4-й батарее.
Командира батареи я застал в деревенской халупе за обедом. Выслушав мой доклад, он приказал мне сесть к столу и, прежде чем ординарец принес жареную курицу, поставил передо
Впервые в жизни мне предстояло занять ответственный пост. Ответственный в том смысле, что теперь я должен был отвечать не только за свои действия, но и за действия подчиненных мне людей. Больше того, каждый непродуманный шаг мог стоить жертв. Подчиненные у меня были разные: такие же юнцы, как и я, и люди солидного возраста, далеко за сорок. Некоторые еще не брились, а другие уже не брились — бородачи. Были покладистые, добросовестные солдаты, а рядом с ними — забияки с темным прошлым. За одними нужно было беспрестанно присматривать, а другие, как бы через мою голову, помогали держать их в ежовых рукавицах. Исходя из того, что солдаты моего взвода были если не родственниками, то по крайней мере соседями в своей гражданской жизни, я допускал эти меры воздействия, тем более что нарушители порядка, признавая бесспорный авторитет хороших солдат, не протестовали против наказаний, хотя воспитательные приемы этих спокойных, хозяйственных мужичков не были предусмотрены уставами ни одной армии мира.
В заключительной фазе боев за Померанский вал 4-я батарея вместе с остальными подразделениями 6-го легкого артиллерийского полка ночью была переброшена из района Яксице-Кольно в Яблоново. Дорогой затерялось одно орудие нашей батареи. Утром я получил приказ разыскать орудие и доставить его к новому месту расположения батареи. Взяв четырех разведчиков, на «студебеккере» отправился на поиски. Ночью по дороге в Яблоново я дремал в кабине и пропустил нужный поворот. Вместо того чтобы свернуть в Любне налево, в направлении Кольно, мы двигались все время прямо, к Валчу. Мне показалось странным, что мы так долго едем по асфальтированному шоссе, и неподалеку от Пилавы я приказал повернуть обратно. Несколько минут спустя водитель обратил мое внимание на то, что справа из леса вышел какой-то человек; заметив нас, он быстро скрылся за деревьями. Решив, что это мог быть только немец из разгромленных гитлеровских частей, я приказал водителю проехать еще метров пятьдесят, а когда немец решит, что остался незамеченным, мы резко затормозим и попробуем взять его живым.
Все произошло в соответствии с моим планом, но в несколько изменившейся обстановке. Водитель остановился не в пятидесяти, а в двадцати метрах от места, откуда вышел незнакомец. Я выскочил из кабины и стал звать разведчиков, сидевших в кузове. Когда двое уже спрыгнули, третий, Скикевич, неожиданно дал длинную очередь в сторону леса. Я обернулся — и волосы у меня стали дыбом: рядом с дорогой, укрывшись за деревьями, стояли вооруженные немцы. Их было несколько десятков. Как мы узнали позже, их собралась почти целая рота. Сначала я сильно разозлился на Скикевича за то, что он самовольно открыл огонь, но потом должен был признать, что это было единственно правильное решение — захватить немцев врасплох. Я мгновенно нажал на спуск. Разведчики последовали моему примеру. Обескураженные гитлеровцы бросились бежать. Они явно хотели перейти шоссе, а не впутываться в схватку с нами и поэтому теперь отступали, рассчитывая под прикрытием деревьев пересечь дорогу в другом месте.
Этот маневр им не удался: чтобы укрыться в лесу, им надо было пробежать метров пятьдесят по открытой местности. Мы укрылись за кучами песка и камней, заготовленных, очевидно, дорожной службой, и с расстояния примерно ста метров расстреливали
Вскоре последние немцы растворились в темноте леса. На опушке лежало больше десятка фашистов. Схватка продолжалась всего несколько минут, а мне показалось, что по меньшей мере четверть часа. Мы двинулись вперед, чтобы прочесать лесок вдоль дороги и подобрать оружие убитых. Немец, к которому я подошел, лежал на животе, вытянувшись во весь рост. Первым делом я вытащил из-под него винтовку, так как у меня в автомате оставалось всего несколько патронов (из четырех дисков!). Когда я перевернул его на спину, чтобы отстегнуть пояс с подсумками, увидел, что фриц смотрит на меня широко раскрытыми от ужаса глазищами. Оказалось, что он даже не был ранен.
Как выяснилось позже, в ходе перестрелки было убито двадцать три гитлеровца, а восемнадцать сдались в плен. Девятнадцатым был гражданский — поляк из-под Быдгощи, который вез на тачке имущество командовавшего ротой гитлеровского офицера. Одним словом, персональный раб. Тачка эта тоже попала к нам в руки.
Проехав около километра, мы снова наткнулись на тех немцев, которые скрылись в лесу и теперь опять вышли к шоссе. На этот раз они встретили нас дружным огнем. Водитель резко затормозил и выпрыгнул из кабины. Я же долго возился с дверцей, которая, как назло, не желала открываться. Но вот и мне удалось спрыгнуть на шоссе. Разведчики мои отбежали метров пятьдесят назад и стали отстреливаться из кювета. Чтобы присоединиться к бойцам, мне нужно было перебежать шоссе. Задача эта оказалась трудной: попробуйте пересечь дорогу, по асфальтовому покрытию которой бьют пули, а до противника всего сто метров. К счастью, мне удалось благополучно перебежать шоссе.
Убедившись, что нас всего шестеро (с водителем), немцы бросились к машине, но, встреченные огнем, залегли, по-прежнему обстреливая нас. Наше положение осложнялось тем, что одному из моих бойцов прострелили ногу, а в кузове грузовика сидело восемнадцать немцев с большим количеством оружия и боеприпасов.
Из беды нас выручил патруль советских разведчиков, подъехавший со стороны Валча на бронетранспортере. У них была пушка, что определило успех боя.
Перевязав раненого бойца и крепко пожав руку командиру советского патруля, мы поехали дальше. В ветровом стекле кабины грузовика я обнаружил маленькое круглое отверстие на высоте моей головы. Как хорошо, что, «воюя» с упрямой ручкой двери, я низко наклонился.
В этом эпизоде меня больше всего поразило поведение большинства немцев. Они явно сникли. Прикидывались убитыми, чтобы остаться живыми. Когда же они оказались одни в кузове грузовика, нагруженного оружием и боеприпасами, предпочли сидеть как мыши.
В тот же день совершенно случайно мы взяли в плен еще двух немцев. Один из них, семнадцатилетний выкормыш гитлерюгенда, хотел бросить в нас гранату. Другой, штабс-фельдфебель, вырвал у него гранату и отбросил ее в сторону. Позже, на допросе, этот семнадцатилетний на вопрос, когда, по его мнению, закончится война, процедил сквозь зубы: «Неизвестно, мы ведь тоже были под Москвой». Пожилой унтер-офицер на тот же вопрос ответил так: «Для меня она уже кончилась! И я очень доволен этим».
Через несколько дней на лугу под Яблоново командир 4-й пехотной дивизии генерал Кеневич торжественно перед строем вручил моим разведчикам Кресты Храбрых, а водителю — серебряную медаль «Отличившимся на поле боя». Я же был занесен в список героев 4-й пехотной дивизии. При вручении наград генерал сказал: «Среди нас есть такие герои, как плютоновый Робак, подпоручник Собович из 6-го легкого артиллерийского полка и многие, многие другие».
В Яблоново наш полк находился несколько дней. К нам пришло пополнение. Большую часть времени занимало прочесывание лесов, или «свободная охота», которая особенно привлекала меня. «Охота» заключалась в том, что я брал с собой двух бойцов и пленного — бывшего солдата немецкой армии. Мы отправлялись в лес, и там немец громко кричал: «Камараден, выходите! Не мерзните в лесу. Я в плену у поляков. Как и я, вы получите горячую пищу и перестанете мучиться!» И немцы выходили! А когда они в самом деле получали еду, да еще по рюмке водки, то сразу изъявляли готовность помогать нам.