Серебряные звезды
Шрифт:
Бывали дни, когда мы приводили по дюжине немецких солдат. Фольксштурмовцев я не считаю — их мы сразу, разумеется отобрав оружие, отпускали по домам.
В конце февраля выступаем из Яблоново на Вежхово и Жабинек. По пути, неподалеку от деревни Жабно, что в полутора километрах от Жабинека, пришлось развернуть батарею в поле у шоссе, так как впереди появились немецкие танки.
Наша пехота уже вела бой на окраине Жабинека. Командование приняло решение: мы должны поддержать пехотинцев огнем и колесами. К деревне можно было приблизиться по глубокому оврагу. Наши расчеты скатывались в него с большим удовольствием.
Забраться в овраг оказалось делом несложным, но выбраться из него, чтобы вступить в бой, — почти невыполнимым. Орудия нельзя было вытащить на высокие крутые склоны, а вести навесной огонь с такой глубины могли бы, пожалуй, только минометы и гаубицы. Единственный выход из этой ловушки (за исключением пути, по которому мы вошли в овраг) вел к аэродрому Мирославец, но его немцы обстреливали особенно ожесточенно. В конце концов нам удалось выкатить из оврага одно орудие, однако после двух выстрелов почти весь расчет вышел из строя.
Наше положение осложнялось еще и тем, что в сухом песчаном грунте невозможно было выкопать укрытия — стенки окопа сразу же осыпались.
В результате мы мало чем помогли нашим боевым товарищам — пехотинцам в этом тяжелом бою. Нам, конечно, не следовало лезть в тот овраг. Навесным огнем или прямой наводкой мы могли бы действенно поддерживать пехоту. Но моя критика касается только действий 4-й батареи. Что делали в этот день другие батареи, не знаю.
Под Жабинеком досталось и нашим танкам. Как сейчас вижу — несколько машин ползут по ровному как стол полю. Когда они приблизились к самым домам, их засыпали панцерфаустами.
После взятия Жабинека и прорыва обороны гитлеровцев мы начали преследовать противника, откатывавшегося к городу Дравско. Здесь я убедился, что работа командира взвода управления не только интересна, но и трудоемка и иногда заставляет преодолевать такие препятствия, которые и не снятся командирам-огневикам.
К Дравско мы подошли вечером 3 или 4 марта. Огневые позиции батареи остались за рекой Драва, а мы, то есть разведчики и связисты взвода управления, вплавь перебрались через реку. Выпитые перед вынужденным купанием полстакана спирта не помогли. После выхода из воды моя длинная артиллерийская шинель стала похожа на пышное платье балерины. Пехотинцу в такой ситуации легче: он постоянно в движении, а мы, подойдя лугами к самому городу, надолго залегли. Промерзли до костей. Связь пришлось поддерживать по радио: при переправе телефонные провода были порваны.
Борьба за город была ожесточенной. Уличные бои не давали артиллерии возможности вести корректируемый огонь, особенно ночью. Из положения мы выходили следующим образом: пехотинцы указывали нам дом, где находилась цель, достойная обстрела, а мы, определив расположение дома на карте, передавали все необходимые данные на огневые позиции. Батарея открывала огонь без предварительной пристрелки.
Наконец город пал. Единственным моим желанием после изнурительного боя было сменить белье и портянки. С этой целью я зашел в первый попавшийся дом. Стол накрыт к ужину, на стене тикают часы, хорошо натопленная квартира так и манит присесть к столу, плотно поесть, а потом растянуться в мягкой постели и заснуть. К сожалению, это невозможно. Открываю шкаф, достаю комплект теплого белья, а на портянки разрываю какое-то платье из плотной ткани. Переодевшись, иду с радистами, чтобы связаться с командиром батареи. Приказ командира категоричен: «Немедленно возвращаться!
Я долго стоял над речкой, не решаясь войти в холодную воду. Но ничего другого не оставалось, да и солдаты посматривали на меня в ожидании. Ругаясь про себя, я шагнул в воду. Но что значит молодость и боевой задор — даже насморка не было после двухкратного купания в ледяной воде в первые дни марта.
В ночь на 13 марта дивизион в полном составе погрузили на машины и направили к Колобжегу.
Утром 13 марта батарея развернулась для поддержки огнем 12-го пехотного полка, который вел бои уже на улицах города. К полудню был получен приказ сняться с прежних позиций и подойти ближе к Колобжегу. Мы не стали ждать батареи и вместе с пехотой пошли вперед, чтобы выбрать новый наблюдательный пункт.
На окраине Колобжега я случайно услышал разговор командира дивизиона майора Лемеша с незнакомыми мне офицерами штаба 12-го пехотного полка. Речь шла о том, что немцы упорно оборонялись в домах и только орудийным огнем прямой наводкой можно было выкурить их оттуда. Тут мне пришла в голову мысль на первый взгляд сумасшедшая.
— Гражданин майор, разрешите попробовать выдвинуть орудие для ведения огня прямой наводкой?
— Нечего и пробовать, ведь в этом месте нет никакой возможности подвезти орудие к домам.
Майор показал мне карту. Действительно, дороги не было. Но в нужном нам направлении шли железнодорожные пути.
— Гражданин майор, можно попробовать проехать по насыпи. Конечно, двигаться придется очень медленно, но должно получиться.
— Дурак, сидел бы да помалкивал. Это же верная смерть, да и машину с орудием потеряем.
Однако меня поддержали пехотинцы. И рискованная затея удалась. По каким-то причинам немцы пропустили орудие, которое тащил в черепашьем темпе грузовик по высокой железнодорожной насыпи. Правда, неподалеку от нас взорвалось несколько снарядов. Было видно, что огонь ведут неприцельно, а попасть таким образом в грузовик — задача нелегкая, особенно если цель не стоит на месте. Я боялся пулеметного огня, но его не было.
Только когда мы отцепили орудие и установили его в конце одной из улиц, метрах в двухстах от передовых групп нашей пехоты, началась яростная пальба. По орудию били пулеметы и автоматы гитлеровцев. Но было уже поздно. Мы засекли пулеметные точки и открыли огонь. Двое артиллеристов посылали снаряд за снарядом, а остальные тем временем подтаскивали шпалы, воздвигая вокруг орудия настоящую баррикаду: надо было укрыть расчет и боеприпасы от настильного огня. Когда защитный вал поднялся на полметра от уровня земли (выше нас надежно прикрывал щит орудия), мы смогли более спокойно выбирать и уничтожать цели.
По всей видимости, своим огнем мы основательно ослабили оборону немцев, так как не прошло и десяти минут, как нашей пехоте удалось совершить очередной бросок вперед. Огонь гитлеровцев ослаб, а потом совсем прекратился.
Командир дивизиона тем временем изыскал возможность подтянуть к городу все батареи, и вскоре рядом с нами обосновались восемь 76-миллиметровых пушек ЗИС-3 и четыре 122-миллиметровые гаубицы.
А сражение за Колобжег продолжалось. 4-ю батарею перебросили в восточную часть города, в парк, где между деревьями стояло несколько домов. Очевидно, в них размещались пансионаты. Мы установили орудия в парке и открыли огонь вдоль аллей. Перед нами тянулся глубокий противотанковый ров, наполненный водой. За ним в дзотах залегли гитлеровские пулеметчики и снайперы.