Серебряный блеск Лысой горы

Анарбаев Суннатулла

— Не ругайтесь, — Суванджан шагнул к Ходжабекову. — Я же не нарочно... Мне что колхозные, что свои...

— Придет телега, погрузишь баранов и привезешь, — распорядился Шербек, садясь на коня.

— Я еще поговорю с тобой, растяпа! — на прощанье пригрозил председатель.

Глава седьмая

Осень в горном Аксае наступает раньше, чем в долине. В то время, когда в долинах девушки собирают хлопок в летних платьях, здесь чабаны кутаются в теплые суконные чекмени. В осеннюю пору пустынно в кишлаке. Взрослые заняты работой на полях, дети в школе.

Сейчас тишина не

по душе Ходжабекову. Его сердце жаждет бури. В ушах его стоит голос Шербека. Как он крикнул тогда, на берегу: «Не смейте!» И это ему, председателю! Теперь об этом узнают все жители кишлака. О каком авторитете после этого может, идти речь? И все из-за того, что он замахнулся на этого нерадивого чабана, который уморил двух лучших баранов! Ходжабеков с силой швырнул на стол авторучку.

Нет, теперь этому Сувану от прокурора не уйти. Как там написано в паспорте? Суван или Суванджан? Отец называет его Суванджаном. Пусть будет проклятый «джан». С силой нажимая на перо, он дописал «джан». Теперь только подпишут члены правления — и все в порядке. Следователю даже нечего будет делать. Узнает этот мальчишка, где раки зимуют. «Но все ли захотят подписать», — он подумал о Шербеке и выругался.

Взял к себе в заместители этого молокососа, потому что в газетах и речах руководителей поднимался вопрос о выдвижении молодых специалистов, думал, Шербек будет ему опорой. Учил его, давал советы. А теперь он становится поперек дороги, да еще покрикивает. А, собственно, кто он такой, этот Шербек? Выступает против указаний сверху, против стойлового содержания скота; защищает убийцу колхозных баранов. Говорит, что бараны, наверно, съели на скошенном поле остатки хлеба от комбайна и выпили много воды, поэтому сдохли. Оправдывать Суванджана — разве это не преступление? А со свинопасом здоровается еле-еле, брезгует подать руку. Так ведет себя кандидат в члены партии.

В тот же вечер Ходжабеков устроил заседание правления колхоза. Он прочитал вслух «дело Суванджана» и предложил всем членам правления подписаться. Но большинство было против того, чтобы передать дело в суд: Бабакул и его сын — самые передовые чабаны, они в этом году получили от ста маток по сто тридцать ягнят. Пусть Суванджан возместит стоимость погибших баранов, и дело с концом.

Ходжабеков внутренне бесился, но старался казаться спокойным. Вся его злоба теперь обратилась против Шербека. «Уж здесь-то я не уступлю», — подумал он.

Покачиваясь в своем кресле, председатель начал издалека:

— Руководящие товарищи, поручая мне колхоз, сказали: «Ходжабеков, ты должен поставить колхоз на ноги». Я согласился. Я солдат партии. Куда пошлют, туда и пойду. Но здесь я увидел, что некоторые люди вместо того, чтобы помочь поднять колхоз, мешают общему делу...

Председатель долго сыпал общими фразами о необходимости искоренения семейственности, призывал беспощадно бороться со всеми недостатками и ошибками. Только под конец было названо имя Шербека, и всем стало ясно, против кого направлена речь председателя. Не успел Ходжабеков опуститься в свое кресло, как встал Саидгази. Он начал говорить о скромности человека и о том, насколько опасен отрыв от масс.

— ...Я хочу рассказать о том, что недавно произошло. Вы все знаете, что Ашир очень скромный, добросовестный работник. На днях Ашир прибежал ко мне в порванной рубашке, весь в слезах, и рассказал, как пренебрежительно, свысока, разговаривал с ним зоотехник, вместо того чтобы помочь хотя бы советом.

— О, вы, оказывается, нашли в темноте друг друга, — ядовито перебил Шербек.

—

Товарищ Кучкаров, ведите себя прилично, — вмешался Ходжабеков.

— Тогда я не поверил словам Ашира. Не может быть, думаю, чтобы человек с высшим образованием, — Саидгази посмотрел на Шербека с жалостью, — мог допустить такое по отношению к простому, необразованному человеку. У меня, как и у председателя, было другое мнение о вас, товарищ Кучкаров. Но сейчас, когда вы, не уважая членов правления, бросили свою реплику, я не сомневаюсь в том, что Ашир был прав...

— Критика — дело хорошее, полезное, — назидательно сказал Ходжабеков. — С помощью критики и самокритики мы должны раскрыть наши недостатки. А вы не хотите принимать критику. Вместе того чтобы исправить свои ошибки, углубляете их...

Прислушиваясь к словам Ходжабекова и Саидгази, Шербек удивлялся, с какой ловкостью они оперируют такими понятиями, как общественная собственность, непримиримость, критика, принципиальность...

Спорить с этими людьми бесполезно. Но ведь здесь сидят члены правления. Им нужно помочь разобраться, кто же в конце концов прав.

Шербек возражал спокойно и обстоятельно, он хотел доказать, что в основе поведения Ходжабекова — любовь ко всему показному. Ему важно не быть, а казаться. На словах он очень заботится о процветании колхоза, о людях. На самом же деле думает только о своей славе. Он приводил примеры, как Ходжабеков обманывает райисполком, представляя неправильные сводки. Председатель сообщал, будто в колхозе приступили к силосованию, а на самом деле силосная башня еще не построена, траншеи не вырыты.

Члены правления не ожидали услышать ничего подобного. Слова Шербека казались убедительными, но все молчали — боялись выступать против Ходжабекова, пока он еще сидит на председательском месте. А о том, чтобы снять его с этого места, никто и не помышлял, даже Шербек, так резко его критиковавший. В глубине души Шербек верил, что таких, как Ходжабеков и Саидгази, еще можно перевоспитать, поправить. Поэтому его последние слова прозвучали примиренчески:

— Зачем тратить время, сваливая вину с одного на другого? Давайте отремонтируем старые силосные траншеи, а возле скотного двора построим силосную башню. Если позволят средства, можно сделать при кошарах теплые помещения для ягнят. Вот тогда государство скажет спасибо не за сводку, а за настоящую работу.

Но Саидгази не думал сдаваться. Он решил пустить в ход последний козырь:

— Шербек хоть и молод, да хитер. Он заговаривает нам зубы своей критикой, чтобы самому избавиться от наказания. Хочет выйти сухим из воды. Он говорит о сводке, посланной в райисполком. Но прежде чем она туда дойдет, ее посмотрят в сельсовете. Ее еще посмотрят специалисты и, если нужно, поправят нас. А вот ошибки зоотехника исправить труднее: время прошло, и деньги потеряны. Двести тысяч рублей потеряли мы в прошлом году из-за Шербека.

Саидгази щелкнул костяшками на счетах, как будто подтверждая свои слова. Некоторым этот аккомпанемент показался особенно убедительным. Ходжабеков заметил, что члены правления со злостью посматривают на Шербека.

— Я не верю бухгалтеру! Это клевета, — не сдержался Шербек.

Колхозники неодобрительно загудели:

— Почему так говоришь?

— Подсчитал человек, знает...

— Молчал бы уж!..

Ходжабеков воспользовался настроением людей, чтобы закрепить успех.

— Это ведь не Назаров подсчитывал, не отец вашей красотки. У нее вы учитесь клеветать на людей? Наверное, заразились от ядовитого поцелуя этой красавицы?..