Серебряный лебедь

Джонс Амо

Тилли: Привет, чика! Все еще в силе на эти выходные? Как мы одеваемся?

Верно. Хэллоуин. Между всем остальным, драмой с Бишопом, походом и желанием продолжать читать Книгу, я забыла о том, как мы одеваемся на Хэллоуин.

Я: Все еще в силе! Ты поедешь с Татум. Насчет одежды я не уверена. Думаю, Татум захочет пройтись по магазинам. Что ты делаешь после

школы?

Тилли: Сегодня?

Я:Да.

Тилли: Я могу прийти.

Я:Хорошо, мы заберем тебя из школы.

Я никогда раньше не была в школе Тилли. У меня никогда не было для этого причин. Но внезапно мне захотелось увидеть ее. В Тилли так много всего, чего я до сих пор не знаю, но она вписывается в нашу дружбу с Татум, как недостающая головоломка, которая нам нужна. День тянется медленно, и я сдаю экзамен по естествознанию, хотя и не готовилась к нему.

Выхожу из класса в конце дня, когда Татум догоняет меня, сжимая свои книги и запыхавшись.

– Черт, сучка, в следующий раз притормози, - фыркает она.

Я хихикаю.

– Может быть, нам стоит начать тренироваться.

Мы обе останавливаемся и смотрим, друг на друга, а затем начинаем смеяться.

– Может, и нет.

Я толкаю ее локтем.

– Эй, мы должны забрать Тилли. Она хочет пройтись по магазинам для этих выходных.

– Да!
– говорит Татум, расправляя плечи, как будто готовится к войне.

Я останавливаюсь.

– Что? Теперь ты хочешь размять плечи?

– Конечно, - бормочет она.
– Папина черная карточка вот-вот получит тренировку.

Выйдя из школы, мы ждем, когда Сэм заедет за нами. Сэм - другой водитель моего отца, но она больше мой водитель, когда папа уезжает и берет с собой Гарри. Со вчерашнего дня я игнорирую Нейта и его желание подвезти меня в школу. Мне действительно нечего им сказать, и я не доверяю никому из них, тем более с тех пор, как они похитили меня. О чем Татум до сих пор не знает.

Мы садимся, и Сэм улыбается мне в зеркало заднего вида.

– Хорошо провели день?

Я пожимаю плечами.

– Могло быть и лучше.

– Но...
– подсказывает Сэм, зная, что я из себя представляю. Сэм была нашим водителем, сколько я себя помню. Она пятидесятидвухлетняя афроамериканка, которая практически воспитывала меня с самого детства. Она и Джимми. Джимми почти шестьдесят, и я уже много лет пытаюсь свести их вместе. Если вы спросите меня, я бы сказала, что они уже много лет немного влюблены друг в друга, но ни один из них не хочет предпринимать никаких шагов.

Татум перебивает:

– Но у нее проблемы с парнями.

– О, - язвительно замечает Сэм, выезжая на улицу.
– Какого рода? Такого, для которого мне понадобится лопата и алиби, или такого, для которого я должна испечь пирог и пригрозить отрезать ему яйца, пока он

не простит тебя?

Я хихикаю, и Татум смеется.

– Нет, ни то, ни другое. Я не хочу, чтобы ты пекла пироги для кого-то из них.

– Будь осторожна, детка. Я знаю, ты думаешь, что тебе все равно, и ты закрываешься от всех своих чувств, но в один прекрасный день это может укусить тебя за задницу.

– Что?
– я фыркаю, откидываясь на спинку сиденья.
– Как будто я могу начать слишком сильно беспокоиться?

Сэм качает головой.

– Нет, малышка, скорее всего ты никогда не сможешь снова включить эмоции. Ты слишком молода. Живи, чувствуй, занимайся сексом - не говори своему отцу, что я это сказала, - но никогда не отказывайся от чувств. Вот что делает тебя Мэдисон.

– Я чувствую, Сэм, - шепчу я, глядя в окно. Вижу, как Татум смотрит на меня краем глаза, без сомнения, обдумывая сто один вопрос, которыми она собирается меня забросать.
– Просто пытаюсь выбрать, куда направить свою энергию и кто этого заслуживает.
– Сэм знает о моем прошлом и о том, что там произошло. Она единственный человек на этой земле, который знает об этом, и я предпочитаю, чтобы так было и дальше. Она знает только потому, что однажды я пришла домой пьяной с вечеринки и все ей рассказала.

– Эй.
– Татум толкает меня локтем.
– Что случилось, что ты проводишь так много времени в библиотеке?

– Я не знаю. Я всегда любила книги.

– Не-а, - говорит Татум.
– Есть еще кое-что.

Сэм смотрит на меня с улыбкой.

– Мэди всегда любила книги. Мы читали ей все подряд, когда она была маленькой, а когда ей исполнилось шесть лет, она уже самостоятельно читала. Умная девочка, в некоторых аспектах.

Мы подъезжаем к дому, и я выскальзываю.

– Спасибо, Сэм. Можешь передать Джимми, что я, Татум и Тилли будем дома сегодня к ужину?

– А как насчет Нейта?
– спрашивает Сэм, когда я выхожу из машины.

– К черту Нейта.

– Мэдисон Мари Монтгомери!

– О, Сэмми, ты просто втройне ударила меня!
– Я поворачиваюсь к ней лицом с улыбкой на лице и иду обратно к дому.
– Возьми свои слова обратно!
– Три «М» - это мои инициалы. Я презираю тот факт, что мое имя все три раза начинается на «М». Я думаю, это был способ моей мамы наказать меня еще немного. Когда она была жива, я шутила по этому поводу, но теперь, когда ее не стало, эта мысль заставляет меня чувствовать себя виноватой.

– Не ругайся на меня, маленькая леди!
– Сэмми не любит ругательства, и ее передергивает, когда кто-то выражается рядом с ней. Возможно, именно поэтому у них с Джимми ничего не получилось, потому что у итальянца нецензурная речь. Это одна из многих причин, почему я всегда любила его.

Он иногда ругается по-итальянски, и долгое время, когда я была моложе, мы оба ругались по-итальянски рядом с Сэм, чтобы она не знала. «Scopare questa merda!» (прим. с итал. К черту это дерьмо!) Сэмми не понимала, о чем, черт возьми, мы говорим. Это было забавно.