Серебряный лебедь
Шрифт:
– Все в порядке, - шепчу я, беря картофель и макая хрустящую, обжаренную во фритюре вкуснятину в сметану.
– Я просто хочу, чтобы они забыли обо мне.
ГЛАВА 21
— Теперь, когда у нас есть костюмы на эти выходные, — говорит Татум по телефону, пока я включаю кран в душе, — ты спросила Картера, сможет ли он установить наши палатки?
Нейт заходит в ванную, его волосы растрепаны, на нем белые боксеры Calvin Klein. Он не удостаивает меня взглядом, а идет прямо к раковине и размазывает зубную пасту по щетке.
—
— Что? — спрашиваю я, снова глядя в пол. Ни одного умного замечания от Нейта? Это на него не похоже. Я снова смотрю на него в зеркало. Он чистит зубы, его глаза смотрят в ответ, но на этот раз они смотрят сквозь меня, а не на меня, а когда дело доходит до Нейта, есть огромная разница. Я вздрагиваю от его пристального взгляда. — Извини, гм, да, Картер сказал, что сделает.
— Хорошо, хорошо.
Нейт перестает чистить зубы, его глаза остаются на мне, когда он наклоняется и медленно сплевывает. Сполоснув зубную щетку, он кладет ее обратно в раковину.
— Мне нужно идти. — Как только я вешаю трубку, Нейт выходит, хлопнув за собой дверью. В чем, черт возьми, его проблема? Решив, что не хочу сталкиваться с его дерьмом, я подхожу и щелкаю замком, прежде чем вылезти из пижамы.
Втирая в кожу сладко пахнущее мыло, я закрываю глаза, когда ко мне возвращаются яркие картины той ночи, когда они остановили меня на темной дороге. Мое дыхание медленно восстанавливается, грудь поднимается и опускается. «Хочешь поиграть в игру, Китти?» Грубый материал их лыжных масок обжигает лицо. Сражайся или беги. Сражайся или беги. Бегство. Моя рука скользит по кольцу на животе, вниз к вершине бедер. «Ты знаешь, что хочешь этого, Китти» раздается ленивый голос Бишопа. Я хочу.
Скользнув пальцами между складок, я ввожу один из пальцев внутрь себя. Застонав и откинув голову назад, поглаживаю себя изнутри, а в памяти мелькает ухмылка Бишопа. Его прикосновения, то, как он двигался по моему телу, пока я не перестала чувствовать свои ноги, и пот не хлынул из моих пор. То, как он провел языком по моей плоти, а затем спустился к моему клитору. Я хватаю мыло и намыливаю палец, прежде чем поднести его обратно к клитору, представляя, как опытный язык Бишопа скользит по моему бугорку. Мои глаза закрываются, ноги сжимаются, и мое сердце извергается от удовольствия, когда оргазм разрывает меня, овладевая телом. Медленно открыв глаза, краснею. Не могу поверить, что только что сделала это. Я ненавижу его, так почему, бл*дь, он все еще возбуждает меня? Даже если я знаю, что у нас с ним ничего не было по-настоящему? Неужели я настолько испорчена? Возможно.
Выйдя из душа, быстро вытираюсь и одеваюсь. Спускаясь по лестнице, в доме стоит жуткая тишина, в которой мне комфортно. Но с тех пор, как я здесь, это больше не то, к чему я привыкла из-за Нейта, который — самое далекое от тишины существо.
— Вот тебе и нянька, — бормочу себе под нос, выходя из парадной двери и видя, что его машины нет. Закрыв ее, Сэм снова открывает за мной дверь.
— Мэди, тебя подвезти сегодня в школу?
Я качаю головой.
— Все круто. У меня сегодня поход, помнишь? — Папа и Елена тоже вернутся сегодня из поездки,
— А, точно. У тебя все упаковано?
— Да, Сэмми, у меня есть все. — Я спускаюсь по лестнице, сжимая в руке спортивную сумку. — Увидимся в воскресенье! — кричу ей.
— Ой! Мэди! — кричит Сэмми, и я оборачиваюсь.
— Что?
Она вбегает внутрь, а затем снова выходит, бросая мне ключи.
— GMC здесь нет. Его чинят, что-то с неисправным топливным насосом. — Она качает головой и снова смотрит на меня. — Тебе придется взять отцовский «Астон Мартин».
Я ловлю ключи в воздухе.
— DB9? — Я вздрагиваю. — Я не могу его взять. Он убьет меня.
— Не убьет, и это он позвонил мне, чтобы сказать, что тебе нужна эта машина.
Я делаю паузу.
— Это что, шутка? — Я оглядываю свое тело. — Папа любит меня, но не настолько сильно.
Сэмми смеется, поворачиваясь и отмахиваясь от моей драматичной задницы.
— Веселись, Мэдисон.
Я ухмыляюсь. Папа разрешил мне взять DB9? В этом нет никакого смысла. Я сигналю, чтобы отключить сигнализацию, проскальзываю на водительское сиденье, прежде чем включить первую передачу, и еду в сторону школы.
Я опоздала. Опять.
— Мэдисон, мне казалось, мы уже обсуждали вопрос твоих опозданий? — Мистер Бэррон, мой учитель физики, ругает меня, оглядывая с ног до головы. Мистер Бэррон — один из тех учителей, у которых властная рука, но ты не возражаешь, потому что он молод и красив, и ты не против, чтобы он отшлепал тебя по заднице, пока ты называешь его папочкой.
Пятичасовая щетина, клетчатые рубашки, хорошо сидящие джинсы, которые демонстрируют его задницу. Мистер Бэррон горяч, поэтому я инстинктивно краснею под его взглядом.
— Извините, в этот раз я действительно не виновата. Была пробка. — Его взгляд остается прикованным к моему, пока я не ерзаю на своем месте. — Этого больше не повторится, сэр.
Он кивает.
— Очень хорошо, присаживайтесь. — Я уже говорила об ирландском акценте? Кто-нибудь обрызгайте меня холодной водой. Возвращаюсь к своему столу и достаю блокнот.
Элли поворачивается на своем сиденье ко мне.
— Привет, шлюха.
Весь класс начинает смеяться.
Я сужаю глаза на нее.
— Ты говоришь так, будто знаешь, Элли. Скажи, разве ты не говоришь как шлюха? Конечно, говоришь, — отвечаю за нее, мне надоели ее слабые уколы.
Она поворачивается ко мне.
— Бишоп рассказал мне о том, как ты царапаешься в постели. — Она пытается задеть меня за живое, и, кроме того, что я злюсь, — Бишоп говорил с ней о нашей маленькой интрижке, — я не доставлю ей удовольствия видеть это. Пошла она.
— В самом деле? — передразниваю я, изогнув бровь и ухмыляясь. — Значит, он сказал тебе, насколько они острые? — Моя ухмылка становится шире, и когда она понимает, на что я намекаю, ее рот захлопывается.