Серебряный лебедь

Лампитт Дина

Пылающие угли бросали отсвет на платья деревенских девушек и женщин и на легкую накидку Елизаветы, которая отдыхала на стуле, специально принесенном из замка. Она хлопала в ладоши и притопывала в такт музыке скрипача. Он сидел на высоком стуле, возвышаясь над всеми остальными, и, обливаясь потом, ударял смычком по струнам, издававшим то ли божественную, то ли дьявольскую музыку.

Не танцевали только самые маленькие и самые старые, а все остальные топали и хлопали в ладоши в такт музыке и выделывали разные замысловатые па, смеясь и гикая. То и дело распахивалась дверь, и, если кто-то вдруг хотел освежиться или какая-нибудь

влюбленная пара уходила от посторонних глаз в ночную стужу, всех присутствующих припорашивало снегом. В такие моменты через дверь был виден замок Саттон, возвышающийся в своей холодной красоте над безмятежным белым пространством. Но сегодня никто не обращал на него внимания — все гости расположились в низенькой пристройке, где развлекались, танцевали и радовались жизни, как короли.

У стены стояли маленькие столики, заставленные различными яствами, пирогами, пудингами, жареной бараниной, говяжьей ветчиной и блюдами из дичи и зайчатины. Пирожные, торты, фруктовые запеканки ждали, пока их разрежут, муссы, соки и желе тоже ожидали своей очереди. Было и необыкновенное разнообразие напитков — от разных сортов вин для джентльменов до джина для тех, чей желудок был покрепче. И все время звучала скрипка — одна мелодия сменяла другую. Джозеф, как всегда, роскошно одетый, сдвинул парик набок, и в ярком свете стали видны его коротко остриженные волосы. Он кружился с Сибеллой по зале, обнимая ее за талию так крепко, что девушка едва касалась ногами земли. А тем. временем молодые люди оспаривали друг у друга честь танцевать с Мелиор Мэри, просто неотразимой в светло-зеленом платье и с ягодами остролиста в волосах.

Гиацинт, кружась в танце с какой-то пожилой дамой, пожирал взглядом обеих девушек и в конце концов, проклиная себя, столкнулся с Бриджет Клоппер, вызвав всеобщее веселье. Это обстоятельство отвлекло его, и юноша даже не заметил, как Джозеф оделся, помог Сибелле накинуть мантилью, как они вместе вышли на улицу, где не слышалось ни скрипки, ни смеха, и обледеневшая каменная громада дома сверкала, как огромный кристалл. Не заметил он также, как они сели в карету Джозефа, которая дожидалась его в тени замка, и укатили, никем не замеченные, в молчаливую темноту деревьев.

— Вы поняли, зачем я привез вас сюда? — спросил Джозеф, когда они наконец оказались в глубине рощи поместья Саттон.

Сибелла обладала особым знанием, да и вообще была сообразительной, поэтому только ответила «да» и стала ждать, что будет дальше.

— Джон Уэстон дал согласие на то, чтобы вы стали моей женой, но я хочу спросить у вас самой. Вот почему я и привез вас сюда. Мне уже тридцать четыре года, а вам еще нет шестнадцати. Сибелла, вы меня любите? Вы хотите выйти за меня замуж? Или этот мальчишка Мэтью украл вас у меня?

В белом сиянии снега можно было в малейших деталях разглядеть их лица — его, такое искреннее, с крупными чертами, и ее, хрупкое, с едва заметно выступающими скулами и чистыми глазами.

— О, я люблю вас, — ответила она. — А его люблю как друга, как товарища. Вы меня понимаете?

Губы Джозефа потянулись к ней, и, к его несказанной радости, она прильнула к нему. И, хотя ее любовь к Гиацинту стала для него еще более непонятной, он прогнал от себя всякие мысли и приказал Черномазому отвезти их еще глубже в лес, где можно было, забыв обо всех правилах приличия, лишить ее невинности при задернутых занавесках кареты, и даже луна не увидела бы

их. С ним Сибелла переступила порог, за которым стала женщиной.

По мере того как пустели бутылки и графины, шум праздника нарастал. Елизавета не чаяла наконец вернуться в дом, а Мелиор Мэри, наоборот, не имела ни малейшего желания заканчивать праздник. Она звонко смеялась и постоянно кружилась в танце со всеми, кроме Мэтью Бенистера. В светло-зеленом платье и с ягодами остролиста в волосах она гордо ходила по зале, как снежная королева, изредка одаривая кого-нибудь взглядом, что заставляло счастливца снова протиснуться сквозь толпу и пригласить ее на танец. Но в конце вечера, когда старый скрипач перестал играть и склонился в поклоне, Мелиор Мэри подошла к Гиацинту и сделала перед ним реверанс, подражая деревенской девушке.

— Ну, братец Гиацинт, — сказала она, — теперь-то вы найдете время для меня?

Живые глаза юноши заблестели.

— А я думал, мисс, что вы заняты другим!

Она тряхнула головой, и серебристые волос упали ей на щеки.

— Не стоит спорить. Вы собираетесь и дальше хмуриться, или все же потанцуем?

Гиацинт никогда не чувствовал ее так близко, и это новое ощущение поразило его. Кровь сразу закипела в нем.

— Вы любите только меня? — прошептала она. Он молча кивнул головой. Девушка оттолкнула его.

— Вы что, онемели?

И, резко развернувшись, стала пробираться между танцующими парами прочь от него. Неприятное предчувствие овладело Гиацинтом, и он бросился следом. Выбежав на улицу, он услышал стук копыт в холодной темноте — Мелиор Мэри вскочила на одну из фермерских лошадей и умчалась в сторону рощи.

Карета Джозефа очень медленно ехала в сторону замка. Занавески были еще задернуты. Джозеф и Сибелла сидели, прижавшись друг к другу. Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза, очень утомленная первой близостью с мужчиной. Джозеф думал только о том, как засыплет ее подарками, когда она станет его женой, потому что сделка с французской компанией «Миссисипи» оказалась очень удачной и, получив свою долю, он становился обладателем еще одного огромного состояния. Когда-то давно о нем говорили, что он богаче королевы Анны, но это не соответствовало действительности. Теперь же ходили слухи о том, что его состояние равно состоянию Георга I, и на сей раз это было правдой.

Прервав такие приятные размышления, он сказал:

— Дорогая моя, в январе я должен буду уехать, чтобы привезти вам корону. Когда я вернусь, мы поженимся, и вы наденете ее в день нашей свадьбы.

Сибелла засмеялась и поцеловала Джозефа в щеку. Она ощущала приятный запах его духов и думала только об их будущем счастье, когда вдруг послышался топот копыт и дверь кареты сотряслась под громоподобными ударами.

— Господи! — воскликнул Джозеф, и в его руке неизвестно откуда появился пистолет.

Они услышали, как Черномазый спросил: «Кто здесь?» Четверка фламандских лошадей, заржав, встала на дыбы. Снова раздался стук, и Джозеф, вскочив на ноги, распахнул дверь. Приставив пистолет к самому носу нарушителя их спокойствия, он воскликнул:

— Еще одно движение, и я снесу твою чертову голову с плеч!

Но всадник прокричал в ответ:

— Не стреляйте! Это я — Мэтью Бенистер. Где Мелиор Мэри?

— Не знаю, — сердито ответил Джозеф. — Разве она не с вами на празднике?

— Мы не поладили, и она куда-то ускакала, — объяснил Мэтью.